Елизавета I

Приближаясь к сорока, Елизавета пригласила ко двору одного датского алхимика — для создания эликсира вечной молодости. В то время она еще была вполне привлекательной женщиной, да и останется такой на многие годы, но, с другой стороны, юность давно позади, и на коже, по-прежнему матовой, начали появляться безжалостные признаки возраста. Стремительно мелькающие годы превращали ее из властной и в то же время неотразимой молодой женщины в старую деву с причудами. Когда ей было двадцать или даже чуть за тридцать, нежные черты лица, томный взгляд словно бы скрадывали резкость; но с возрастом черты заострились, отвердели, облик сделался скорее мужественным, нежели женственным, что вместе с отрывистой, часто вульгарной речью подчеркивало жесткость характера. Елизавета старела и надеялась победить приближающуюся старость с помощью алхимии.

Датчанина по имени Корнелиус Ленной поселили в Сомерсет-Хаусе, где он в полном секрете разрабатывал эликсир для королевы, попутно раздавая щедрые обещания алчной знати, что может превратить простой металл в золото. Впрочем, довольно быстро, когда повсюду начали образовываться горы железа, а золота все не было, выяснилось, что это просто мошенник. Эликсира тоже не удалось создать, и Ленной по обвинению в обмане королевы был заключен в Тауэр. Случай с алхимиком, должно быть, вызвал хихиканье в личных покоях королевы, ведь и без того ее фрейлины уже давно тайком подсмеивались над нею. Если мужчины, окружавшие королеву, находили ее слишком агрессивной и деспотичной, то дамы — поразительно, неправдоподобно неженственной.

Она находилась под их пристальным наблюдением целый день — с утра, когда поднималась (как правило, в дурном настроении), и до вечера. Они усвоили ее привычки, резкие перепады в настроении, чувствовали, когда она нездорова и когда ей не спится. Перед другими-то она представала во всей красе, но фрейлины видели изнанку, и никто, кроме, быть может, Лестера, не знал Елизавету лучше, чем они.

И казалась она им на редкость смешной. Громкий голос, привычка к богохульству, чисто солдатское хвастовство странно контрастировали с изысканными платьями и яркими украшениями. С цветами в волосах и ругательствами на языке она металась по апартаментам, направо и налево раздавая пощечины фрейлинам, когда ей что-нибудь не нравилось, и требуя, чтобы все повторяли, насколько она прекрасна. Принимались как должное самые невероятные комплименты. Скажем, такие: «Никто не осмеливается взглянуть Вашему Величеству прямо в глаза, потому что они сияют, как солнце». Или же: «Ваше Величество прекрасны, как богиня!» На меньшее Елизавета не соглашалась.

Если бы речь шла об иной женщине, подобная патетика показалась бы просто смешной. Но в данном случае она приобретала карикатурный характер. Ибо каждым взрывом громкого смеха, любой колючей репликой, всяким угловатым движением Елизавета разрушала впечатление от данной ей природой красоты и превращала себя в глазах окружающих чуть ли не в пугало. Бесс Хардвик, графиня Шрусбери, рассказывала Марии Стюарт (причем та «напополам перегнулась от смеха»), как придворные дамы высмеивают королеву. Разговаривая с нею, она сама, Бесс, и леди Леннокс, мать Дарили, «не отваживались посмотреть друг на друга из страха закатиться неудержимым хохотом». А дочь Бесс, Мэри Тэлбот, склоняясь перед королевой в низком реверансе, всякий раз «прыскает в рукав».

Ну ладно, Бесс и другие — католики, приверженцы королевы Шотландии, и уже поэтому не испытывают, мягко говоря, любви к своей государыне-протестантке. Но ведь дело было не только в этом, да и насмехались над Елизаветой не только несколько наглецов. Безвкусные шутки, самые невероятные сплетни, дурацкие розыгрыши преследовали Елизавету повсюду. Однажды она подошла к своему туалетному столику и обнаружила, что на нем ничего нет. Чьи-то невидимые руки взяли ее гребень, зеркало, золотую пилку для ногтей, серебряный горшок со щелоком, в котором она мыла свои длинные золотистые волосы. Дамы постоянно перешептывались за ее спиной, подавляя смех. Любимыми предметами пересудов было физическое увядание Елизаветы, ее причуды, а в последнее время и новая пассия Лестера — красавица Дуглас Шеффилд. В отсутствие королевы они разыгрывали целые театральные сценки: кто-то играл роль самой Елизаветы — мужеподобной особы, другие же — ее слуг и жертв.