Елизавета I Австрийская

Тяжелая болезнь Деака накладывает трагический отпечаток на начало охотничьего сезона в Геделле, который обычно проходит в веселой суете и радостных хлопотах. В эти дни буквально вся округа приходит в движение, всюду снуют взволнованные люди, великолепные лошади, нетерпеливые охотничьи собаки. Взгляду стороннего наблюдателя открывается яркая и поистине незабываемая картина: под ослепительно голубым небом по молодой зеленой траве галопом мчатся бесстрашные всадники в пестрых одеждах, среди которых явно выделяется грациозная фигура прекрасной императрицы, величественной и вместе с тем необыкновенно милой и очаровательной. Довольно часто компанию ей составляет Дьюла Андраши, который, как и все, восторгается императрицей и признается в этом в доверительном письме к Иде Ференци[310]

: «Можете себе представить то грандиозное впечатление, которая она производит на молодежь. Наши молодые аристократы то и дело дают волю своему чувству преклонения перед ней. Это выражается обычно в том, что они стараются скакать только рядом с ней, не отставая от нее ни на шаг, ну точь-в-точь как дельфины вокруг большого корабля. Больше других отличился Адальберт Кеглевич, который очень долго просто не подпускал никого к Елизавете, однако теперь, кажется, и он понял, что место рядом с императрицей принадлежит егермейстеру. Вчера охота закончилась позднее обычного, уже смеркалось и шел дождь, когда мы вернулись домой. Я предоставил их величествам мой фиакр, император не возражал, однако предложил сесть в фиакр только Елизавете, и мне выпало счастье проводить ее до вокзала. На станции императорскую чету ожидала огромная толпа людей. Надо было видеть, как вытянулись у них лица, когда императрица вышла из моего фиакра и вместе со мной прошла в здание вокзала. Все встало на свои места только после того, как через некоторое время на станции появились император и эрцгерцог Вильгельм. Теперь Вы понимаете, насколько постарел Ваш покорный слуга, если ему уже доверяют наедине сопровождать хорошеньких женщин. Кстати, должен признаться, что такая поездка в кромешной тьме, да еще по разбитой дороге способна ввести в соблазн даже самого благонамеренного отца семейства. Правда, ехать нам пришлось всего несколько минут, и за это время даже такие назойливые кавалеры, как Адальберт Кеглевич или Ваш друг Пишта не успеют забыть, кого им доверили сопровождать». После каждой охоты у императрицы отличное настроение, и в такие минуты она особенно нежна и ласкова по отношению к своему супругу, который очень дорожит вниманием Елизаветы и при первой возможности оставляет Вену и мчится к ней в Геделле. Но стоит ему уехать, как Елизавета снова остается одна в окружении придворных, и от ее хорошего настроения не остается и следа. Гуляя по парку, императрица больше всего боится встретить кого-нибудь из своих заклятых врагов. Достаточно в это время появиться хотя бы флигель- адъютанту или генерал-адъютанту, как она пускает в ход все свои женские уловки: закрывает лицо плотной голубой вуалью, раскрывает большой солнечный зонтик и прикрывается веером, с которым не расстается нигде, даже на охоте. Кроме того, она сворачивает на первую попавшуюся тропинку. «Давайте уйдем отсюда поскорее, — часто говорит она в таких случаях, — я слишком хорошо слышу, о чем они говорят. Этот Бельгарде так ненавидит меня, что меня прошибает холодный пот только от одного его взгляда. Я всегда чувствую, кто меня любит, а кто нет». Иногда императрица оказывается во власти таких предубеждений настолько, что избегает общения даже с людьми, которые могли бы относиться к ней с почтением и даже боготворить ее, если бы она немного больше доверяла им.

Нередко Елизавета проявляет поразительную неосведомленность в житейских мелочах, например, не знает цены деньгам. Однажды, а именно 15 декабря 1872 года, она отправилась на экскурсию в Будапешт и, сидя в вагончике канатной дороги[311]

, спрашивает у графини Фестетикс: «У Вас есть с собой деньги?» — «Конечно, Ваше величество». — «Сколько?» — «Не очень много, двадцать гульденов». — «Да ведь это уйма денег!», — восклицает императрица. Оказывается, она вдруг захотела купить у Куглера, знаменитого будапештского кондитера, побольше сладостей для Валерии. Появление императрицы в лавке Куглера повергает остальных посетителей в глубочайшее изумление. Тем временем Елизавета, набрав целый пакет сладостей, спрашивает у продавца: «Ну и сколько это стоит? Надеюсь, что не больше двадцати гульденов». Что мог ей ответить несчастный торговец, если в пакете уже было товара на сто пятьдесят гульденов!