В поисках собственного пути она находила утешение и поддержку в своей Библии в белом кожаном переплете. Принцесса не была легкомысленной модницей с обложки журнала, она имела серьезные религиозные убеждения и постоянно читала Библию. Однажды на ужине она спросила: «Что есть любовь? Как можно понять и определить, настоящая она или нет?» У присутствующих создалось впечатление, что для нее это не просто философский вопрос, но реальная дилемма, которую она должна решить в своей жизни. Если бы им довелось наблюдать ее на прогулке с отцом в тот август 1951 года, сомнения в том, на ком сосредоточивалась ее любовь, сразу бы отпали.
После одного из пикников Таунсенд вздремнул на лужайке. Когда он очнулся, то увидел, что Маргарет укрывает его пальто. Он вспоминал: «Я открыл один глаз и увидел прелестное лицо очень близко от моего, она пристально в меня всматривалась». За ней стоял и наблюдал король, без гнева или зависти, а с «добродушной усмешкой». Таунсенд пробормотал: «Вы знаете, что ваш отец смотрит на нас?» Она засмеялась, взяла короля под руку и ушла, «оставив [Питера] грезить дальше»33
.В это лето взаимная симпатия между Таунсендом и королевской дочерью стала заметна. На самом деле слухи, казавшиеся тогда маловероятными, поползли еще в предыдущем году. Молодая светская дама, леди Джейн Вейн-Темпест-Стюарт, возвратившись после проведенной в Балморале недели в августе 1950 года, сказала матери, что, по ее убеждению, принцесса и недавно получивший повышение придворный влюблены друг в друга. Мать отнеслась к этой новости с изумленным недоверием. «Но это же слуга короля. Она не может быть влюблена в слугу короля, это было бы совершенно неприлично»34
.В это же время газетные репортеры и, безусловно, сам король сосредоточились на подходящих ей в мужья британских аристократах. Как сказал друг Маргарет, Колин Теннант, много лет спустя: «Если бы король остался жив, он бы позаботился о том, чтобы Маргарет вышла замуж за Джонни Далкита»35
. В Палате общин парламентарии тоже считали, что Букингемский дворец предназначал на эту роль Далкита, который в дальнейшем стал уважаемым членом парламента. По словам члена парламента Тэма Дейлиелла, его коллега Далкит, «чрезвычайно подходящий на эту роль холостяк, тактично, но твердо противился вхождению в королевскую семью»36. Разговоры, однако, не утихали, и Маргарет в раздражении сказала своей подруге Сасс: «Мы прекрасно развлекались, и пресса полагала, что я выйду замуж за Джонни Далкита. Я не собираюсь за него замуж, ура! Так что можешь сообщить об этом всем своим друзьям»37.Летом 1950 года королевскую семью беспокоил не Таунсенд – его черед еще впереди, – а бывший король Эдуард VIII и бывшая гувернантка, уже оставившая свой пост, Марион Кроуфорд. Семью глубоко задело и возмутило, что они оба пишут мемуары. Предполагаемая публикация истории отречения Эдуарда «Исповедь короля» в начале 1951 года разгневала королеву-мать. Она всегда считала, что причина болезни ее мужа коренилась в решении его брата отречься от трона. Теперь же он собирался заработать несколько миллионов долларов на том, что считалось семейным несчастьем. Что касается Кроуфи, королева написала ей в апреле 1950 года, ясно давая понять, что «люди, занимающие должности, связанные с конфиденциальностью, должны держать рот на замке»38
. «Молчание» было ключевым словом. Когда Кроуфи нарушила приказ и не отказалась от публикации своей откровенной книги «Маленькие принцессы», ее осудили обе сестры. Елизавета заявила, что женщина, с которой она делила комнату, которой поверяла свои мысли и секреты, «втерлась в доверие», иными словами, предала ее. По словам Маргарет, она «заболела» от предательства Кроуфи.Не могло быть и речи о примирении, которого очень хотела Кроуфи. Правда, и королева, и принцессы Елизавета и Маргарита, и принц Филипп, и многие высокопоставленные придворные дали ей добро на то, чтобы заработать, разглашая домашние секреты, но при этом было выдвинуто условие: имя Кроуфи не должно было упоминаться. Это было необходимо, чтобы не создать опасный прецедент и не позволить другим членам персонала развязать языки. Например, когда личный секретарь принцессы Елизаветы Джок Колвилл спросил, не будет ли она возражать, если он напишет воспоминания о своей работе в бытность ее принцессой, последовал отказ.
Семья предпочитала Мистера Благонадежность, Дермота Морра. Предполагалось, что он будет негласно сотрудничать с бывшей гувернанткой, но план провалился, когда Кроуфи стала настаивать на том, чтобы ее имя стояло на обложке. Позднее Маргарет ясно дала понять королевскому биографу, что она думает о ее книге. Морра говорил издателю Брюсу Гулду, что не ожидал такой реакции сестер, еще более «резкой», чем у королевы. Кроуфи узнала на собственном опыте, что, несмотря на всю свою преданность, однажды переступив черту, она оказалась навсегда вычеркнутой из семьи. Подобно Таунсенду, она тоже провела печальное Рождество. Бывшая гувернантка так переживала свою вину, что несколько раз пыталась свести счеты с жизнью.