Он уже собирался предложить Поттеру убраться куда-нибудь в сторону — нырнуть в переулок и переждать народные гуляния в тени, в относительном покое — но тут к барабанам присоединились трубы. Звук их был долгий и легкий, как ленты из шелка, он поднимался над глухим ритмом и летел к синему небу.
Люди поворачивались в сторону белых ступеней. Кто-то кричал от восторга.
И, когда крик достиг высшей ноты, Драко, задрав голову, увидел золотой и легкий, ажурный помост, плывущий над головами. Его несли — судя по неровной качке, несли на плечах, но из-за толпы казалось, что он движется сам по себе, летит над восторженным, острым воплем.
Верхняя часть его была куполом, подобным куполу птичьей клетки, и белые складки стекали с него вниз, невесомый паучий шелк задевал головы и плечи, кто-то хватал его и подносил к губам.
— Король! Король Рассвета! — кричали со всех сторон.
— Да будет долог твой Рассвет!
— Да будет вечен наш Рассвет!
— Король! Золотой Король!
Драко обернулся и увидел Гарри, его бледное влажное лицо, широко раскрытые от любопытства глаза и напряженно сжатые губы. Он старался стоять прямо, на него напирали со всех сторон, пихали в спину, над его плечами тянулись вверх смуглые, грубые, тонкие, детские и женские, мужские и стариковские, руки.
Шелк качнулся и поплыл выше, открывая золотые прутья, сплетенные в прихотливый, с завитками, узор. Обращенная к толпе часть клетки была открыта, — и там, в середине помоста, стояла неподвижно фигурка в оранжевом плаще. Две короны — обруч из красноватого золота и другой, сплошь усыпанный драгоценными камнями, венчали маленькую голову.
Руки Короля были раскинуты в стороны, в жесте-пародии на распятого. Он стоял прямо, не покачивался, не поворачивался в стороны. Лицо с высоко поднятым подбородком казалось очень напряженным и до смешного высокомерным.
Помост приблизился еще на несколько ярдов, но Драко уже не надо было вглядываться. Он увидел достаточно.
Он закричал, крик рождался в груди, в сердце, рвался, грозя испепелить гортань и язык, горячий, красный, золотой, глубокий и торжествующий, как все вокруг, как небо и солнце, как утро и день.
— Скорпиус! Скорпиус! Скорпиус, это я! Я здесь! Скорпиус!
Его едва не сбили с ног. Гарри дернулся всем телом, потом, мгновенно сообразив, оттолкнул кого-то и двинулся вперед, буквально расшвыривая людей со своего пути.
Драко, обезумев, пробивался следом, и вот их выбросило под ноги носильщиков. Драко упал на колени, провалился в какое-то мгновенное, короткое забытье. Гарри дернул его вверх, поднимая.
Драко протянул руки к помосту, по ладоням его скользил упавший шелк, и ему казалось, что вместо сына он трогает небо или солнечный свет.
Мальчишеское лицо медленно повернулось. Серые серьезные глаза остановились на Драко. На миг мальчик казался забывшимся, потерянным.
Потом его брови нахмурились, а губы дрогнули. Руки взметнулись и упали. Он повалился на колени, стараясь разглядеть кричащего.
Столько боли и надежды было в эти секунды на нежном, красивом лице, такими беззащитными были глаза, и так беспомощно выглядел он в золотой своей клетке, в вычурном наряде и в съехавших на лоб коронах, что сердце у Драко оборвалось.
Он оттолкнул складки шелка и, вцепившись рукой в край носилок, протянул другую к мальчику.
— Скорпиус? Скорпиус, это же я, посмотри на меня!
И мальчик смотрел. Смотрел с какой-то ужасной, немой мольбой. Рот его раскрылся. Драко увидел, как задрожал упрямый подбородок.
— Па… папа? Папа? Ты пришел? Ты нашел меня?
— Не трогать, — рявкнул Гарри, отталкивая стражника в золотом шлеме. — Не сметь!
Король Рассветной Страны протягивал к Драко маленькую, с мальчишескими неаккуратными ногтями, руку, толпа качалась вокруг, словно море. Звенели трубы, громыхали барабаны, люди вопили и выли на все лады.
Ладонь Драко ловила воздух, касалась шелка и золота. Ладонь Скорпиуса была высоко, он не мог дотянуться.
И вдруг все закончилось — шелк взмыл к небу и упал, закрыв клетку и потерявшего величественность юного Короля. Драко кто-то схватил за плечи, ударил меж лопаток, заломил руки за спину, сжал шею и пригнул его голову — так, что он видел лишь туфли, сапоги, клочки мостовой, пыльные края плащей и платьев.
Его тащили в сторону, потом, пока он кричал, надсаживая горло, толкнули к ступеням. Драко оглянулся, ища взглядом защиты, спасения… Поттера. Гарри толкали двое стражей. Они подвели пленников к лестнице, хватка немного ослабла. Драко выпрямился.
— Их во дворец, — скомандовал кто-то ему в затылок.
— Двоих?
— Двоих. И быстро. Король возвращается.
— А праздник?
— Отменяем.
— А казни?
— Потом, Диша, все потом.
Гарри попытался что-то сказать, несколько раз открыл рот, закрыл — и прекратил попытки. Драко стоял посреди длинного зала, глядя на блестящие, словно лакированные, плиты лазурита, мрамора, гранита, выстилавшие пол, и его сердце билось тяжело и гулко.
Он видел собственное отражение у себя под ногами — длинные светлые волосы, обведенные темными кругами глаза, впалые щеки. Чувствовал одновременно и глухой стыд, и невозможное, счастливое безразличие.