— Трогай, сколько угодно. Только не говори больше о тех… о могилах, ладно? Говори о том… как ты раньше говорил? О том, как все будет хорошо.
Поттер внимательно в него вгляделся.
— Мы можем уйти прямо сейчас. Нас же выпустят? Отсюда? Кто нам помешает.
Не выпуская его руки, Драко поднес ее к своему лицу.
— Не помешают, — глухо сказал он. — Только если кто и скажет верный путь, так это она. Я знаю. Я уверен, она скажет, куда нам идти и где искать.
Человек зажег свечу. Комната была слишком велика, чтобы свет проник даже под потолок, и тьма, вставшая вокруг них, стала плотнее. Он ощущал ее присутствие как присутствие живого — мыслящего — существа. Руки, белокожие, с узловатыми пальцами, с набрякшими по-стариковски венами, переворачивали карты, тасовали их, гладили.
— Что там? — нетерпеливо спросил Драко. Он улыбался. Человек поднял на него глаза.
Лицо его было изможденным и надменным одновременно — этим он немного походил на его отца. Но, присмотревшись, Драко забыл о Люциусе. Короткий ежик серебристых волос, беззубая ухмылка. Худые гладко выбритые щеки.
Глубоко посаженные равнодушные глаза отливали желтым, зрачки были крошечными точками — словно человек не нуждался ни в свете, ни в тьме, не нуждался в том, чтобы смотреть или видеть.
— Не спросишь, зачем я тебя отыскал?
Драко забрал у него одну карту. Среди черных ветвей металась ярко-красным бликом белка. Таких карт никогда он прежде не встречал.
— Что это значит? — нетерпеливо осведомился он.
— А ты мне скажи, — человек не вернул ему улыбку, он сидел с прямой спиной, слегка наклонив вперед голову, руки его тасовали карты с каким-то обреченным, угрюмым сосредоточением. — Мы теперь связаны.
— Это еще почему?
— Ты меня не узнаешь?
— Нет.
— Я кого-то тебе напоминаю?
— Отца. Немного… — признался Драко, подумав. — Ты из моего сна. Здесь снятся такие сны, в них кто угодно…
— Я тот, у кого прежде было много силы. Будет и больше, — сказал человек. — Ты должен быть мне благодарен. Я искал тебя. Еще есть немного времени.
Драко взял.
Волк.
— Еще, — с легким раздражением приказал человек в темной комнате.
Драко перевернул еще одну.
Ворон.
— Последняя.
Драко открыл. Над морской гладью переливалось золотым, белым, красным круглолицее, румяное солнце.
Человек выхватил карту и засмеялся.
— Наконец-то!
Он поднес карту к груди, а сложенную чашечкой ладонь — к губам. Драко, сморщившись, смотрел, как человек хрипит и кашляет. По телу его проходила сухая, мучительная судорога — словно при рвоте.
Когда он отнял руку от своего рта, потянулись нити слюны — беловатой и липкой, как паутина.
Драко взял протянутое. Золотой самородок был желтым, как глаза старика, смятым, словно жвачка, тяжелым.
— Глотай, — велел человек.
Драко никогда в своей жизни не ел золота. Оно было мягким, липло к зубам. Проглотил он немного — вкус был неопределенным, металлическим и кислым, затхлым и прелым, как у старого сыра.
— Глотай все!
Его затошнило.
— Иди во всем до конца, — сказал человек, и лицо его — вопреки чуть ли не почтительному тону, скривилось от презрения. — Во всем всегда до конца. Но запомни: ничего не кончается. Ничего не проходит бесследно. Глотай.
Проснулся он от ужаса — боялся захлебнуться собственной рвотой. Во сне она подступала к горлу: горячая сладковатая волна. Болезненный и вожделенный спазм.
Драко сплюнул, все еще борясь с кусками слитка в глотке — и увидел, как по затканной цветами подушке расползается пятно слюны. Он ощупал языком зубы и нёбо, торопливо кашлянул, но теперь лишь ощутил спасительную пустоту.
Сон растворялся, растекался, исчезал — через секунду Драко забыл и лицо человека со странными гадальными картами, и комнату, полную до краев темнотой, и неверный, дрожащий свет свечи. Остались только картинки выпавших карт: красная белка, седой волк, черный ворон с острым клювом, сияющее, как монета, солнце над морем.
Ворон, волк, солнце. Ворон, волк, солнце.
Вскоре и эти картинки исчезли, остались только слова.
Но Драко забыл и их, когда поднялся, пошатываясь, слушая дворцовые шумы за дверью: смех слуг, звон посуды, шарканье ног по каменному полу, лязг замков, шорох длинных юбок.
В его спальне кто-то побывал: подносы с объедками унесли, вместо них стояли новые — с фруктами, сладостями, изюмом и пирогами. Долили и вина в кувшин. Одежду унесли и положили свежую: белую полотняную рубаху, панталоны тонкой черной шерсти, щегольские дворцовые сапожки с мягкими подошвами, камзол — белые лилии в мелкой, искусно прошитой, листве. Драко бросился к стопкам чистого платья, перевернул их, в панике, в страхе: его куртка тоже исчезла. Он заметался было вокруг широкой кровати, но тут взгляд упал на низкое кресло у окна.