Его ссутулившаяся фигурка почему-то казалась очень далекой, хотя и находилась внутри загородки. Элла сначала даже не осознавала, что смотрит на него. Он склонился к свече — и она поняла, что сама хотела, чтобы он погрелся у огня. Тогда она пожелала, чтобы он приблизился.
Его тело было почти обнажено. Декабрьская ночь пронизывала холодом до костей, но на нем была лишь грязная набедренная повязка. Плечи и грудь — в пятнах черной грязи. Волосы ниспадали на плечи, а борода закрывала шею.
От его немытого тела исходил сладкий аромат — так пахнут летом деревья.
Элла натянула свою привязь и протянула к нему руку. Он не поднял глаз, но лицо его в свете пламени казалось совершенно живым: исчерченное морщинами, загорелое лицо с широко расставленными глазами и прямым носом. Она видела его тысячи раз, но сейчас почему-то не могла вспомнить, где именно.
— Ты пришел навестить меня? — спросила Элла.
— Я уже давным-давно рядом с тобой, — был ответ.
— Как тебя зовут?
Он посмотрел на нее и улыбнулся, и Элла ощутила такую любовь к этому человеку, что из ее горла вырвалось рыдание. Она любила его за эту улыбку, любовью благодарной, и не требующей взамен ничего. Ее страсть к Питеру была жадной любовью, любовью выпрашивающей, умоляющей, вожделеющей внимания — безответной любовью, которую невозможно было удовлетворить. Внезапная волна любви, поднявшаяся в ней при взгляде на этого улыбающегося человека, не была вожделением. Она словно омыла её, и поглотила всю целиком.
Это была та любовь, о которой она когда-то молилась — до того, как перестала надеяться. Любовь, не ставящая условий. Такая, какой, в её представлении, любит хозяина собака.
— Ведь ты — это Он, правда? — проговорила она.
Фигура, освещенная пламенем, подвинулась, чтобы оказаться к ней лицом. Она увидела, что черная грязь на его теле — это засохшая кровь, пролившаяся из старых ран на руках и в боку.
— Ты — Элла, — сказал человек. — Не бойся произнести мое имя.
— Ты Иисус…
— И я люблю тебя, Элла. Скоро твои путы ослабнут.
Она смотрела на него долго-долго. Он подтянул колени к подбородку — кости их сильно выпирали сквозь тонкую, как пергамент, кожу. Пальцы выглядели как гвозди, вбитые в жерди рук. Она задумалась — а хватит ли у него сил, чтобы встать?..
— Зачем ты здесь?
— Я всегда здесь, если нужен тебе. Вот и сейчас я подумал, что был тебе нужен.
— Почему?
— Ты должна спросить об этом себя.
Его ответы звучали ласково. И она набралась храбрости, чтобы задать себе те же вопросы, что задавала ему.
— Я еще не умерла, нет? — спросила она.
— Нет.
— Но ведь когда-нибудь я умру… Тогда я попаду в ад? Ведь я не была хорошей!
— Ты любишь меня, Элла?
— Я хочу любить тебя, правда, очень-очень!
— Тогда ты не попадешь в ад, — он улыбался, но не поддразнивал ее. У него была совсем другая улыбка, чем у Питера.
— А я могу стать ангелом?
— Ангелы уже считают тебя одной из своих.
— Честно, ты не смеешься надо мной?!
— Можешь сама их спросить.
— Я никогда не видела никаких ангелов.
— Когда ангелы говорят, Элла, все слышат их по-разному. Нет смысла пытаться услышать ушами. Для слуха их шепот не имеет смысла. Слушай внутренним слухом. Сердцем.
— Но я не знаю, как!
— Для тебя, Элла, есть лишь один способ, и ты его всегда знала…
Она надолго задумалась об этом.
— Я хочу отдать тебе вот это… У меня больше ничего нет, но ведь считается, что это ты нам всё даешь, правда?
Сжимая медвежонка, внутри которого был кристалл Гунтарсона, она протянула ему руку. Он протянул свою, и когда взял игрушку, их пальцы на мгновение встретились.
— Те огни… Те три кружащихся огня… Это тоже были ангелы?
— Эти три огня присутствуют в каждой из твоих молитв, Элла. Подумай, какими словами завершается молитва?
— Я всегда говорю: «Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа»…
— Отец, Сын и Святой Дух. Три огня…
Элла еще долго глядела на склонившуюся над пламенем фигуру, пока сознание не покинуло ее. Она не помнила, в какой момент перестала его видеть, но через некоторое время от ее видения осталась только свеча и три огонька, вращавшиеся у ее основания.
Утром к ней пришел Питер. Он не заметил, что медвежонок исчез. Элла сказала ему:
— Я попытаюсь сделать все, о чём бы ты меня ни попросил. Но ты должен обещать, что мы поженимся сразу после моего дня рождения.
— Все что угодно?
— Все что угодно. В обмен на обещание.
— Хорошо, — проговорил Питер. — Я женюсь на тебе. Сразу после того, как ты меня воскресишь.
Глава 47