Эллинизм и его историческая роль

Больше всего стремление выйти за пределы полиса выразилось в новом представлении об эллинской культуре. В «Панегирике», написанном в 380 г., Исократ пишет (гл. 50): «благодаря эллинской культуре имя “эллин” означает уже не происхождение, а духовный склад (διάνοια); эллинами теперь называют уже не людей, связанных кровным родством, а приобщившихся к нашему просвещению». Впоследствии Александру и его преемникам стали приписывать сознательную программу объединения Востока и Запада для создания единой мировой культуры. По Диодору, Александр практиковал «синойкизмы городов и переводы людей из Азии в Европу и, наоборот, из Европы в Азию, чтобы брачными союзами и общением привести оба величайших материка к общему единомыслию и родственной дружбе» (XVIII, 4, 4). По Плутарху (de fort. Alex. I, 6), Александр «не последовал совету Аристотеля – обращаться с эллинами, как вождь (ἡγεμονικῶς), а с варварами, как деспот, о первых пещись, как о друзьях и близких, а этих использовать, как животных или растения… Но считая, что он явился по божьей воле (θεόθεν) устроителем и примирителем (ἁρμονιστὴς καὶ διαλλακτής) для всех, он, кого не мог соединить путем убеждения, тех принуждал силой оружия, сводил в одно, как в крате́ре дружбы, людей отовсюду, смешал быт и нравы, браки и образы жизни, и предписал всем считать отечеством вселенную, акрополем и крепостью – лагерь, родными – хороших людей, чужими – дурных, различать людей не по одежде…, а видеть эллинство в добродетели, варварство – в пороке».

Вряд ли действительно Александр отчетливо сформулировал те задачи, какие ему приписывает Плутарх, но объективные результаты завоеваний Александра были именно таковы. Вообще вопрос о том, в какой мере Александр творил историю сознательно, не может быть решен окончательно. В своей первой работе «История Александра Великого» И. Дройзен заявляет: «Имя Александр означает конец одной мировой эпохи и начало новой». Примерно то же говорит У. Вилькен: «Все дальнейшее течение истории политической, хозяйственной и культурной жизни последующих времен нельзя понять, если отвлечься от дела жизни Александра»[12]

. С этим можно согласиться, если понимать под «делом жизни Александра» объективные последствия его деятельности, включенной в рамки условий того времени, которое выдвинуло и создало Александра. Но Вилькен, как и другие поклонники Александра, склонен приписать эллинизм личному гению Александра и его исторической прозорливости, а для такого утверждения нет данных. Гораздо ближе к истине другая точка зрения, представленная в частности у Ф. Г. Мищенко в его чрезвычайно содержательном введении к переводу Полибия «Федеративная Эллада». «Успехи эллинизма в македонский период, – пишет Ф. Мищенко, – вовсе не входили в планы Александра, Селевкидов, Птолемеев, Антигонидов; об этом лучше всего свидетельствует обращение их с собственной Элладой, откуда возможно было ждать еще серьезного противодействии. Могущественные владыки, поддаваясь обаянию эллинской образованности, старались украсить свои столицы и дворцы произведениями эллинского ума, применяли к новым городам испытанные уже формы правления, но никому из них и на мысль не приходило организовать производительные силы этой самой нации для независимого, достойного существования» (стр. XXXVIII–XXXIX).

Самые завоевания Александра были подготовлены в предшествующее время. Идея реванша была политической формой, в которой выразилось вызванное кризисом стремление к единству. Война с Персией была решена в 337 г. на заседании Коринфского конгресса[13], и уже в 336 г. Парменион и Аттал переправились в Азию. Нет смысла строить догадки о том, как пошли бы дела, если бы Филипп не был убит в 336 г. и сам руководил военными операциями, или если бы не Александр, а Пердикка или Антипатр оказались во главе войска. Важно то, что задача завоевания Востока была поставлена в порядок дня и разрешена Александром. Другой на его месте, за исключением, быть может, Филиппа, разрешил бы ее не так быстро и успешно, и конкретные результаты были бы иные. Но Александр сумел проявить свои способности только потому, что материальные условия жизни поставили перед ним грандиозную задачу.