Александра Хоменок

Эллис и Рождество

В городке под названием Гринвич, что на востоке от Блэквича, на западе от Грэйвича, на юге от Рэдвича и на севере от Уайтвича, жила прелестная каркулья Эллис. На первый взгляд Эллис была самой обычной каркульей: с мордочкой летучей мыши, вороньими крыльями, короткими мохнатыми лапками и добрым сердцем. Но лишь на первый взгляд. И все же Эллис была особенной: одним глазом она могла видеть будущее. Всех-всех вокруг, кроме своего.

Чтобы Эллис не растратила впустую бесценный дар, бабушка Глория научила ее держать глаз закрытым до нужного момента и велела ни в коем случае не смотреть на свое отражение. «Иначе, – строго пригрозила она, – может случиться непоправимое«. Что именно, Эллис не уточнила и проверить не решилась. Именно поэтому она не знала, как точно выглядит. Эллис была уверена, что у нее есть два крыла, четыре лапы, хвост, глаза, рот и уши. Она воображала себя то чайкой, то пеликаном, то совой – все зависело от ее настроения и погоды.

Все детство Эллис вместе с бабушкой прожила в зеленом доме на центральной улице Гринвича. К слову, все дома в Гринвиче были сплошь зелеными, а имена горожан начинались непременно с буквы «г». Всех-всех, кроме Эллис. Каркуленком Эллис обожала днями напролет сидеть у окна и наблюдать за прохожими. Она прищуривала левый глаз, широко открывала правый и следила за удивительными превращениями, которые происходили с проходившими мимо гринвичанами. Она видела их повзрослевшими и даже старыми, с поседевшими крыльями и в париках, одинокими и облепленными каркулятами.

После смерти бабушки Глории Эллис переехала к северной границе Гринвича. Она поселилась под мостом, в доме из желтой парусины, который крепился к земле четырьмя дубовыми колышками. Одну из четырех стен дома занимала дверь с веревочным засовом, три другие – окна. Два окна были круглыми, одно – квадратным. Из круглых окон открывался прекрасный вид на Гринвич, простиравшийся на холме, а также на молодую кипарисовую рощу, тянувшуюся аж до самого горизонта.

Гринвичский год длился четыре месяца. В конце каждого месяца в городок наведывался один из праздников: зимой – Рождество, весной – Ландыш, летом – Колокол, осенью – Рябина. Рождество жители Гринвича особенно любили. Это был высокий, под два метра ростом горный еж. Из рукавов его голубого плаща сыпалась блестящая мишура, а в мохнатом воротнике-капюшоне чирикали синицы и копошились бурые мыши. Горожане встречали его наряженными елками, морковными и грушевыми пирогами и полными надежд карманами. Рождество раздавал каркулятам мишуру и конфеты, синицы заводили веселую песню про белые снежинки, а мышата подхватывали знакомый мотив, запевая про белые сугробы.

К приходу Рождества Эллис тоже тщательно готовилась: накрывала стол красной узорной салфеткой, клеила на окна и развешивала под потолком бумажные снежинки, ставила свечи в высокие серебристые подсвечники и украшала подоконники ватой и елочными игрушками. Но главной гордостью Эллис был праздничный венок. Она мастерила его из всего, что попадалось ей под руку. В ход шли кусочки парусины, бусины, пуговицы, колокольчики, вязальные нити, сушеные ягоды, цветная бумага и, конечно, еловые лапки, заранее перекрашенные в янтарно-желтый цвет.

Эллис подружилась с Рождеством еще каркуленком. Рождество заходил к Эллис без стука, задерживался дольше, чем у остальных гринвичан, и учил ее играть в шашки. Ему нравилось наблюдать, как Эллис, жмуря то один, то другой глаз, сосредоточенно смотрит на клетчатый лист, служивший шашечной доской, как тянется к черной пуговице на A5, а потом резко переводит взгляд на В6 и резво смахивает с листа белую пуговицу Рождества.

– Дамка! Дамка! У меня дамка! – пружинила Эллис на коротеньких лапках.

Рождество хватался за голову, изображая удивление, а потом они вместе громко смеялись и гримасничали. Но затем непременно возвращались к игре. Рождество был очень разговорчивым и за две партии умудрялся рассказать Эллис обо всех происшествиях в Блэквиче и Рэдвиче, а еще зацепить пару-тройку событий в Уайтвиче. Эллис слушала его вполуха, стараясь сосредоточиться на игре. С тех пор шашки стали их праздничной традицией. За годы лист-шашечная доска истрепался и стал почти прозрачным. Проводив Рождество, Эллис аккуратно подводила карандашом стертые линии, осторожно, почти не дыша, складывала лист между страницами толстой книги и ставила ее на полку до следующего года.