По узкой анфиладе ученый Фи провел меня к воротам в стене. Пройдя через них, мы очутились в серебристом саду. Огромные цветы, словно раскрытые зонтики, свисали с толстого стебля, переливаясь разными оттенками. Над нашими головами раскинулся настоящий шатер из цветов. Растения чем-то напоминали иллюстрации человеческих органов в книгах по медицине. Они испускали тяжелый, дурманящий запах; он, однако, не усыплял, а наоборот, бодрил. Зрение мое стало острее. Я начал замечать детали и оттенки. Фи сказал, в Му-Урии есть сады размером с целые страны у нас, на поверхности. Из цветов и стеблей получают важные питательные и лекарственные вещества, из них же подземные жители изготавливают мебель и прочие вещи. Растут они на плодородных отложениях, которые река приносит с поверхности.
– Река приносит нам все, в чем мы нуждаемся. Пищу, тепло и свет. С самого начала мы жили в башнях и галереях, созданных водой, но со временем, когда нас стало намного больше – порой у нас рождаются близнецы, – мы научились возводить дома изнутри, используя природные методы.
И хотя я не до конца понимал его слова, я спросил, как давно существует их цивилизация. Просто поверить не мог, что путешественники с поверхности никогда не заходили сюда – и не возвращались назад, чтобы поведать о них. Ученый Фи выразил свое сожаление и сказал, что не является экспертом в оценке времени. Он постарается найти кого-нибудь, кто сможет ответить на мой вопрос. Сам же он считал, что его народ существует так же долго, как и люди. Путешествие между двумя мирами – это вопрос удачи, поскольку для этого необходимо пересечь Земли за пределами света. А методы, которые мы используем для определения расстояния на поверхности, там не слишком применимы. Именно поэтому любопытство никогда не побуждало их отправиться в «сторону Хаоса» (так ученый Фи, по видимости, называл поверхность). Их точка зрения о естественной вселенной была такой же непривычной, как и их медицина. Но я отнесся к их воззрениям с уважением. Начинал понемногу понимать их логику и то, как офф-му воспринимают реальность. Мне стало понятно, чем так восхищался Фроменталь. Бродя в дурманящей дымке, что испускали огромные прожилки и протоки пульсирующих, похожих на тарелки цветов, я начал думать о том, что мне, возможно, стоит забыть о Гитлере и остаться здесь, где жизнь такова, какой и должна быть.
– Фроменталь и еще несколько человек собираются отправиться в Му-Урию, когда поток достигнет четвертой гармонии. Хотите пойти с ними? Вы различаете гармонии, граф Улрик? Знакомы с нашей погодой, воспринимаемой на слух? – спросил ученый Фи с суховатым смешком.
– Боюсь, что нет.
Он вытащил из рукава небольшой кусочек металла и поднял его невероятно длинными пальцами, слишком изящными, чтобы поднять птичье перышко. Затем подул на него; металл завибрировал, издавая приятный звон.
– Вот этот самый звук, – сказал ученый Фи.
Я подумал, что он хочет, чтобы я запомнил его с первого раза. И решил, что лучше всего держаться Фроменталя, полагаясь на его опыт и мудрость.
– Надеюсь, в Му-Урии мне помогут, – отозвался я. – Мне нужно вернуться в мой мир. Я кое-что должен сделать.
– Там вы встретитесь с нашими мудрецами, и они обязательно помогут вам, если это в их силах.
Я вспомнил, что хотел расспросить его о том существе, которое встретило нас на мосту.
Лорд Реньяр был исследователем и философом, ответил Фи. Его старый дом был разрушен во время сверхъестественной битвы, и теперешний дом тоже под угрозой, но он часто приходит сюда.
– Он никогда не встречал таких существ, как он сам. Вам, вероятно, повезло, что он не стал накачивать вас знаниями о тех мыслителях и ученых, которые его так восхищают. Особенно он почитает одного. Вы знакомы с Вольтером?
– Как и любой другой образованный человек.
– Вы, вероятно, весьма удачливы.
Я не ожидал от ученого Фи тонкого юмора и иронии и был очарован. Появлялось все больше причин, чтобы остаться здесь.
– Он так хотел поприветствовать вас лично. – Ученый Фи подвел меня к корню в форме огромной луковицы, который то расширялся, то сжимался, словно дышал. – Кажется, он был знаком с вашим предком, тезкой, еще до того, как потерял свою вотчину во время войны. Он очень хвалил этого графа Манфреда.
– Манфреда!
Семья всегда стыдилась его. Лжец не хуже Мюнхгаузена. А еще бездельник и отступник. Шпион. Якобинец. Слуга иноземных королей. Волокита, наконец.
– В нашей семье упоминать его имя не принято.
– А лорд Реньяр считает его видным ученым эпохи Просвещения и очень высоко ценит.
– Да уж, мой предок Манфред был большим знатоком… уличных песен, пивных кружек и миловидных потаскушек.