— Какой он хороший, какой благородный, он просто святой человек! — говорила Мадзя, пряча лицо на плече Ады.
Глава семнадцатая
Брат и сестра
В доме Арнольдов панна Элена занимала большую веселую комнату, обставленную так же, как когда-то у матери. На окнах висели те же занавески, под потолком та же лампа с голубым абажуром, мебель и безделушки остались те же, из них самым роскошным было трюмо, которое у хозяйки пользовалось особым почетом.
В конце апреля, после полудня, панна Элена сидела у себя в комнате с братом. Устроившись на голубом диванчике, она хмуро глядела на свой башмачок, а пан Казимеж в возбуждении расхаживал по комнате.
— Так отчим, — сказала сестра, — не хочет одолжить тебе денег?
— Он бы дал, да ему самому нужны.
Панна Элена с печальной улыбкой покачала головой.
— И ты думаешь, что мне никогда не понадобятся деньги, что у меня целое состояние и часть доходов от него я могу употребить на покрытие твоих бешеных трат?
— Даю тебе слово, Эля, это в последний раз. Я принял предложение и буду работать на железной дороге. К черту знакомства, которые поглотили столько времени и денег и ничего мне не дали. Но последний свой долг я обязан вернуть для того, чтобы порвать отношения.
— Тысяча рублей… — говорила панна Элена. — Я за границей столько не истратила!
— Ну, не говори, милочка! — прервал ее брат. — Ты истратила больше, хотя ни в чем не нуждалась.
Красивое лицо панны Элены покрылось румянцем.
— Когда ты поступишь на службу?
— На будущей неделе.
— А жалованье?
— Полторы тысячи.
— За что же они будут платить тебе такие деньги?
— Хорошенькое дело! — вспылил пан Казимеж. — За знание языков, экономики, наконец, за связи!
Пан Казимеж, видно, был очень рассержен: он остановился перед сестрой и с дрожью в голосе произнес:
— Это не моя вина. Я тратил деньги, стремясь к лучшему. И мое положение было бы сегодня совсем иным, все удалось бы вернуть с лихвой, если бы не твой каприз! Порвав с Сольским, ты подставила мне ножку! К шурину Сольского относились бы совсем иначе.
— Но ты уже был его будущим шурином, а чего достиг, только долгов наделал? Да и Сольский, насколько мне известно, держится в стороне от тех господ, которые раздают должности.
— Да он бы сам для меня что-нибудь устроил, он мне часто делал намеки насчет моей будущности. Сейчас он собирается строить сахарный завод. Я мог бы стать у него управляющим с жалованьем в четыре, пять тысяч…
— Ха-ха-ха! — расхохоталась панна Элена. — Ты — управляющий, да еще у Сольского!
— Что ж, смейся, раз испортила мне карьеру. Право, я иной раз спрашиваю себя: да выказала ли ты хоть раз в жизни участие в чьей-нибудь судьбе? Только не в моей и даже не матери…
Панна Элена стала серьезной и, сурово глядя на брата, воскликнула:
— Как тебе не стыдно бросаться такими словами? А ты-то выказал? Уж не в судьбе ли матери, к которой ты ласкался только тогда, когда тебе нужны были деньги? Или в моей, что я, вместо того чтобы найти в тебе опекуна, вынуждена жить у чужих людей?
— Отчим тебе не чужой человек. Наконец, у него семья, а я холостяк.
— Так женись, стань порядочным человеком, и устроишь свою жизнь. Как сказать, пожалуй, это я испортила из-за тебя свою будущность.
В прихожей раздался звонок. Панна Элена умолкла, а пан Казимеж, который хотел было ответить ей, прикусил губу.
— Кажется, кто-то из твоих поклонников, — пробормотал он.
— Что ж, я попрошу у него для тебя место управляющего, — ответила Элена.
Вошла Мадзя.
При виде ее на лице панны Элены промелькнуло неприязненнее выражение, а пана Казимежа точно подменили. Он робко поздоровался с Мадзей, и его сердитые за минуту до этого глаза засветились нежностью.
Мадзя тоже смутилась. Она не думала, что встретит у Элены пана Казимежа.
— Как поживаешь, Мадзя? — спросила панна Элена, холодно отвечая на поцелуй гостьи. — Вот у нее попроси местечка, — обратилась она к брату, — она найдет тебе получше, чем на железной дороге.
— Я? — удивилась Мадзя.
— Только, милочка, пожалуйста, не притворяйся, — говорила панна Элена. — Все знают, что ты составила протекцию Згерскому, потом жениху Жаннеты… Ах да, еще какой-то гувернантке из провинции…
В эту минуту в комнату вбежал вприпрыжку красивый мальчик и крикнул по-французски:
— Эленка, тебя зовет папа!
Он схватил Элену за руку и потянул из комнаты.
— Ты не поздоровался, Генрик, — сделала ему замечание панна Элена.
— Ах да, простите! — смеясь, воскликнул мальчик.
Он подал Мадзе руку и снова потянул панну Элену.
Когда в дальних комнатах затих смех мальчика я шум шагов панны Элены, Мадзя спросила у пана Казимежа:
— Неужели Эленка сердится на меня?