Эмма

– Разумеется. Вы показали, что прекрасно танцуете, и мы все-таки не такие уж и брат с сестрой, чтобы это показалось неприличным.

– Брат с сестрой! Отнюдь.

Глава III

Их маленькое объяснение с мистером Найтли доставило Эмме значительное удовольствие. Оно стало одним из приятнейших воспоминаний о бале, которым она предавалась на следующее утро, прогуливаясь по лужайке. Она была чрезвычайно рада, что они пришли к столь доброму согласию относительно Элтонов и что их мнения насчет мужа и жены совпали. Его же похвалы в сторону Харриет доставили ей исключительное наслаждение. Нахальство Элтонов, грозившее было испортить весь вечер, повлекло за собой самые радостные события и дало Эмме надежду на еще одно отрадное последствие – полнейшее исцеление Харриет от ее слепого увлечения. И надежда эта была не пустой: Эмма вспомнила, как сама Харриет рассказывала ей о произошедшем, когда они покидали бальную залу. Она словно прозрела и наконец увидела, что мистер Элтон совсем не то совершенное создание, за которое она его принимала. Мания прошла, и Эмма уже не боялась, что сердечко Харриет забьется чаще от какой-нибудь опасной учтивости с его стороны. Она была уверена, что Элтоны еще не раз оттолкнут ее своими недобрыми чувствами и подчеркнутым пренебрежением. Харриет образумилась, Фрэнк Черчилль не так уж и влюблен, а мистер Найтли настроен миролюбиво – какое счастливое лето у нее впереди!

Фрэнка Черчилля этим утром она не ждала. Он предупредил, что не сможет позволить себе удовольствие заглянуть в Хартфилд, поскольку обязан быть дома к обеду. Эмму это не расстроило.

Обдумав все эти обстоятельства и приведя в порядок мысли, она как раз поворачивала к дому, чтобы со свежей головой посвятить себя малышам племянникам и их дедушке, когда внезапно тяжелые кованые ворота распахнулись. То были два гостя, которых она совершенно не ожидала увидеть вместе: Фрэнк Черчилль и опирающаяся на его руку Харриет – да-да, Харриет! Эмма сразу поняла, что произошло нечто исключительное. Харриет была бледной и испуганной, а Фрэнк Черчилль старался ее приободрить… От ворот до двери дома было всего ярдов двадцать, и как только они втроем оказались в прихожей, Харриет опустилась на стул и немедленно лишилась чувств.

Коль скоро юная дама падает в обморок, ее необходимо привести в чувство. Затем надлежит расспросить, что же привело к столь неожиданным обстоятельствам. Дело это, разумеется, очень увлекательное, однако томительное неведение длится недолго. Всего через несколько минут Эмма знала все.

Мисс Смит вместе с мисс Бикертон, еще одной пансионеркой миссис Годдард, которая тоже была на балу, вышли прогуляться и свернули на дорогу на Ричмонд. Там-то, несмотря на ее многолюдность и, следовательно, безопасность, они и попали в беду. Где-то в полумиле от Хайбери дорога делала крутой поворот и под сенью густых вязов на долгое время становилась весьма пустынной. Пройдя немного вперед, девицы вдруг увидели, что на придорожной лужайке расположился цыганский табор. Мальчик, стоявший на страже, бросился просить у них милостыню, и мисс Бикертон, изрядно напуганная, громко закричала и, позвав за собой Харриет, вскарабкалась вверх по крутой обочине, перепрыгнула через невысокую изгородь и во весь дух пустилась бежать напрямик обратно в Хайбери. Но бедная Харриет ее примеру последовать не смогла. После танцев ее ноги сводили судороги, и первая же попытка взобраться на обочину об этом напомнила. Она оказалась так слаба, что ей, до смерти перепуганной, пришлось остаться на месте.

Неизвестно, как бы повели себя бродяги, окажись дамы похрабрее, но перед таким призывом к действию устоять трудно, и вскоре Харриет со всех сторон окружили с полдюжины детей с тучной цыганкой и крепким юношей во главе, с виду – правда, лишь с виду – крикливые и нахальные. Харриет, напуганная еще пуще прежнего, тут же пообещала дать им денег и, достав кошелек, протянула шиллинг, умоляя больше не просить и не причинять ей зла. Судорога наконец отступила, и Харриет начала, хоть и медленно, отступать, но ее ужас и кошелек привлекали цыган, и они последовали за нею, через некоторое время вновь обступив и требуя новой милостыни.