Эмма

Эмма не жалела о своем утреннем посещении мисс Бейтс, но ощущала некоторую досаду оттого, что не ушла десятью минутами раньше. Тогда ей удалось бы поговорить с мистером Найтли о положении Джейн Фэрфакс. Не жалела Эмма и о его поездке на Брансуик-сквер, где все будут ему так рады. Однако он мог бы поехать в другое время, заранее всех предупредив, — это лишь умножило бы удовольствие. Как бы то ни было, расстались они совершенными друзьями. Нет, Эмма наверняка не ошиблась, истолковывая выражение лица мистера Найтли и тот несостоявшийся галантный жест: с их помощью он показал ей, что она полностью вернула себе его расположение. Как выяснилось, мистер Найтли до ее прихода пробыл в Хартфилде целых полчаса. Ах, почему она не возвратилась пораньше?

Понимая, что отъезд мистера Найтли в Лондон, тем более такой внезапный, тем более верхом, должен был огорчить ее отца, Эмма понадеялась отвлечь его от неприятных размышлений рассказом о Джейн Фэрфакс и не ошиблась в своем расчете. Известие о том, что племянница мисс Бейтс получила место гувернантки в богатом доме, заинтересовало, однако не обеспокоило мистера Вудхауса, ибо с мыслью о предстоящем отъезде мисс Фэрфакс он уже свыкся, меж тем как отбытие мистера Найтли в Лондон явилось для него неожиданным.

— Я очень рад слышать, душенька, что она будет так хорошо устроена. Миссис Элтон — добрейшая, приятнейшая женщина. Таковы же, надо полагать, и ее знакомые. Надеюсь, дом стоит в сухом месте и о здоровье мисс Фэрфакс будут хорошо заботиться, как я заботился о здоровье бедняжки мисс Тейлор. Это важней всего. Ведь, душенька, для той леди она станет как мисс Тейлор для нас. Только хотел бы я, чтобы в одном мисс Фэрфакс оказалась счастливее: пусть ей не придется покидать семейство, в котором она, даст Бог, проживет много лет.

На другой день из Ричмонда пришло известие, затмившее все прочие новости: с нарочным прислали сообщение о смерти миссис Черчилл! Покидая Рэндалс, ее племянник еще не имел особых причин торопиться, однако по его возвращении она не прожила и полутора суток. Внезапный припадок, по природе своей совершенно отличный от всего того, чего можно было ожидать от общего состояния здоровья тетушки, одержал над ней быструю победу. Могущественной миссис Черчилл не стало.

Это сообщение вызвало у всех подобающие чувства, в коих доля скорби об усопшей и доброго сострадания к ней сочеталась с беспокойством о ее родных и близких, а позднее и с некоторым любопытством насчет погребения. Голдсмит говорит нам, что, «коль женщина теряет ум»[20], ей остается единственное средство — умереть. Если же она теряет совесть, то и в этом случае ничто лучше смерти не избавит ее от дурной славы. О миссис Черчилл, по меньшей мере четверть века вызывавшей всеобщую неприязнь, теперь заговорили с сочувственной снисходительностью. Из всего, что вменялось ей в вину, в одном она сумела совершенно оправдаться: прежде в серьезность ее недуга не верили, жалобы ее приписывали капризам и себялюбию, но смертельный приступ опроверг эти подозрения.

— Бедная миссис Черчилл! Она, наверное, много страдала — больше, чем кто-либо мог себе представить. Стоит ли удивляться, что у нее испортился нрав? Какое горе! Хоть она была и не святая, для мистера Черчилла это тяжелая утрата. Что же он теперь станет делать? Сможет ли это пережить?

Даже мистер Уэстон, покачав головой, молвил с печальной торжественностью:

— Бедная женщина! Кто бы мог подумать!

Он положил себе скорбеть как можно усерднее. Вздыхала и жена его, широкими стежками подрубавшая некий предмет своего рукоделия. Простыми разумными словами выражала она свою грусть — искреннюю и немимолетную. Оба супруга далеко не в последнюю очередь задумались о том, каковы будут последствия кончины миссис Черчилл для Фрэнка. Этот же вопрос занимал и Эмму. Сама усопшая, горе вдовца… — с почтительным сочувствием коснувшись этих предметов, ее мысль не без некоторого удовольствия остановилась на том, как заживет теперь наследник: сколько приобретет, насколько свободнее сделается. В один миг Эмма увидела все возможные преимущества нового его положения. Теперь никакая преграда не разделяла Фрэнка и Харриет. Мистера Черчилла бояться не следовало: его, мягкого и уступчивого, племянник легко мог склонить на свою сторону. Оставалось только, чтобы он, племянник, скорее развил в себе достаточно сильную привязанность к мисс Смит, ибо в том, что это уже произошло, Эмма при всем желании не могла быть уверена.

Харриет держалась превосходно, с недюжинным самообладанием. Если новые обстоятельства и пробудили в ней некую надежду, она никоим образом этого не выдала. Эмма рада была свидетельству ее возросшей душевной стойкости и воздерживалась от любых замечаний, способных эту стойкость поколебать. Говоря о смерти миссис Черчилл, обе подруги проявляли сдержанность.