Эмма

— В защиту наших друзей Элтонов многого не скажешь, — промолвил мистер Найтли наконец. — Здесь я вполне понимаю его чувства. Что?! Она решилась расторгнуть помолвку, в которой видела причину горя и раскаяния? Так вот каково ей было терпеть его выходки! Очевидно, он совсем…

— Да нет же, читайте дальше. Увидите: ему и самому очень тяжко.

— Надеюсь, — холодно ответил мистер Найтли и продолжил чтение. — Смоллридж? А это еще кто? Что все это значит?

— Мисс Фэрфакс согласилась быть гувернанткой детей миссис Смоллридж — дамы, которая живет по соседству с «Кленовой рощей» и дружна с миссис Элтон. Кстати, хотела бы я знать, как супруга нашего викария примет такое разочарование.

— Ни слова больше, моя дорогая Эмма. Ежели я непременно должен дочитать, то покамест ничего не говорите — даже о миссис Элтон. Осталась всего одно страница. Я скоро закончу. Ох, вот так письмецо!

— Мне бы хотелось, чтобы вы читали его с более добрым расположением к автору.

— Что ж, его слова не лишены чувства. Похоже, он действительно был потрясен, когда увидел ее больной. В его любви к ней я не сомневаюсь. Они примирились, «сделавшись друг другу еще милее, еще дороже прежнего»… Надеюсь, он не скоро забудет, какой это ценный подарок для него — примирение с нею. На благодарности он щедр, рассыпает их тысячами и десятками тысяч. «Счастлив не по заслугам»? Вот здесь-то он и не ошибся. «Мисс В. говорит, что я дитя удачи» — точно ли это слова мисс Вудхаус? Несколько красивых фраз в заключение, и наконец-то все. «Дитя удачи» — вы в самом деле так его назвали?

— Письмо, я вижу, понравилось вам гораздо меньше, чем мне. И все же оно должно было (я, по крайней мере, на это надеюсь) умерить вашу неприязнь к Фрэнку Черчиллу и тем самым сослужить ему хотя бы какую-то службу.

— Так и вышло. Он очень виноват: вел себя в высшей степени легкомысленно. И я согласен с ним в том, что счастье досталось ему не по заслугам. Однако он, несомненно, очень любит мисс Фэрфакс, и скоро, будем надеяться, они соединятся. Вероятно, он изменится к лучшему, переняв у нее столь недостающие ему черты: деликатность и твердость правил. А теперь позвольте мне потолковать с вами о другом. Есть человек, чье благо заботит меня до такой степени, что думать о Фрэнке Черчилле я более не могу. С тех самых пор, Эмма, как я вышел от вас нынче утром, мне не дает покоя один предмет.

Стали говорить об этом предмете. Ежели изъясняться тем безыскусственным благородно простым языком, каким изъяснялся мистер Найтли даже с девушкой, которую любил, вопрос состоял в том, можно ли им пожениться, не жертвуя счастьем мистера Вудхауса. Едва об этом зашла речь, Эмма, не раздумывая, сказала: покуда жив ее папенька, она не переменит своего состояния. Ей никак нельзя покинуть отца. Такой ответ удовлетворил мистера Найтли лишь отчасти: он согласился с тем, что негоже оставлять мистера Вудхауса в одиночестве, но не с тем, что сие обстоятельство делает любые перемены совершенно невозможными. Сам он размышлял об этом долго и усердно: сперва надеялся уговорить почтенного джентльмена перебраться в Донуэлл вместе с дочерью, но, слишком хорошо зная нрав свойственника, не смог долго тешить себя такой надеждой. Теперь он признавал, что переселение может оказаться опасным не только для благополучия, но даже и для жизни будущего тестя. Чтобы мистер Вудхаус покинул Хартфилд? Нет, об этом и думать более не следовало. Взамен этого плана мистер Найтли изобрел другой и надеялся, что у его избранницы не найдется никаких возражений. Переехать мог он сам: ежели для счастья, а вернее сказать, для продолжения существования мистера Вудхауса было необходимо, чтобы Хартфилд оставался домом Эммы, то пускай их семейное гнездо сделается домом и для него самого.

О том, чтобы им всем перебраться в Донуэлл, Эмма думала и сама, но и ею эта мысль была почти тотчас отвергнута. То же, что теперь предложил жених, прежде не приходило ей в голову. Она не могла не понять, о какой любви свидетельствовала его готовность покинуть Донуэлл: оставляя собственный дом, он в немалой степени жертвовал своей независимостью и своими привычками, а постоянное присутствие мистера Вудхауса означало для него необходимость со многим, очень многим примириться. Эмма обещала мистеру Найтли подумать и его попросила взвесить все еще раз, но он был уверен в том, что никакие размышления не переменят принятого им решения. Он уже все взвесил — обстоятельно и совершенно спокойно. Нарочно целое утро отсылал от себя Уильяма Ларкинса, чтобы остаться наедине с своими мыслями.

— Ах да! — вскричала Эмма. — Про Уильяма Ларкинса я и позабыла! А он, уж конечно, будет недоволен. Вам следовало сперва спросить его согласия, а только потом моего.