Эмма

Хорошенько поразмыслив, Эмма сочла наилучшим то решение, что визит нанести следует, однако всем поведением своим дать понять — сколько это доступно их пониманию, — что знакомство отныне будет лишь формальным. Она отвезет Гарриет в Эбби-Милл в своей карете, там оставит, сама проедет дальше и вернется за нею с таким расчетом, чтобы не дать им времени для вкрадчивых заискиваний или опасных обращений к прошлому и со всею определенностью показать, каково между ними и ею расстояние.

Лучшего решения она найти не могла, и, хоть было в нем нечто такое, что в глубине души претило ей, некая неблагодарность, припудренная сверху приличием, его надобно было исполнить, а иначе что сталось бы с Гарриет?

Глава 5

Меньше всего лежало у Гарриет сердце к этому визиту. Лишь за полчаса до того, как за нею заехала к миссис Годдард ее подруга, злая судьба привела ее к тому месту, где как раз в это время грузили на тележку мясника дорожный сундук с табличкою: «Его преподобию Филиппу Элтону, Уайт-Харт, Бат», чтобы подвезти его к дилижансу, с каковой минуты ничто на свете, кроме этого сундука и этой таблички, для нее не существовало.

Тем не менее она села в карету, и когда они доехали до фермы и она высадилась в конце широкой, заботливо посыпанной гравием дорожки, ведущей между шпалерных яблонь к дверям дома, то картина, которая столь радовала ее минувшею осенью, оживила в ней некоторое волненье; Эмма, отъезжая, видела, как она озирается вокруг с каким-то робким любопытством, и еще раз сказала себе, что воротится за нею не позже чем через четверть часа. Сама она за это время собиралась проведать старую прислугу, которая вышла замуж и жила в Донуэлле.

Ровно через четверть часа ее карета остановилась возле белой калитки; мисс Смит вышла к ней по первому зову и без внушающих тревогу провожатых. На минуту из дверей показалась какая-то из сестер, простилась с нею как будто бы с церемонной учтивостью, — и гостья пошла по дорожке одна.

Долгое время не удавалось Гарриет собраться с мыслями и толком связать рассказ. Она была слишком взволнованна; однако в конце концов из сбивчивых слов ее у Эммы все же сложилось представление о том, как проходило это свиданье и почему о нем трудно говорить. Видела Гарриет только миссис Мартин и сестер. Ее встретили с нерешительностью, даже, может быть, с холодком — разговор касался все время только самых общих мест, — как вдруг, уже под конец, миссис Мартин перевела его неожиданно на более близкую тему, задала более сердечный тон, сказав, что мисс Смит, как ей кажется, выросла. В этой самой комнате она и две подружки ее в сентябре мерились ростом. На панели у окна остались отметины и памятная запись карандашом. Это он их сделал. Всем им вспомнился сразу тот день и час, то событие, те, кто был при нем, — всех охватило одно общее чувство, одно и то же сожаление — готовность вернуться к прежнему доброму согласию — они только-только начали становиться опять похожими на себя (и Гарриет, по подозрениям Эммы, первая счастлива была бы отбросить в сторону натянутость), как вновь подъехала карета, и все кончилось. Характер ее визита, краткость его обозначились с беспощадною очевидностью. Четырнадцать минут уделить тем, у которых она меньше полугода назад провела шесть недель, и благословляла каждую минуту!.. Эмма, рисуя себе это все, не могла не почувствовать, сколь справедливо их возмущение, сколь естественны угрызения Гарриет. Неприглядная получалась картина. На многое согласилась бы она, многое отдала бы за то, чтобы Мартины принадлежали к более высокому разряду в обществе. Хоть капельку бы повыше, очень уж стоящие были люди, но при нынешнем их положении возможно ли было ей поступить иначе? Нет, нельзя!.. Она не раскаивалась. Их надобно разлучить, но это болезненная процедура — столь болезненная, на сей раз для нее самой, что вскоре она ощутила потребность слегка утешиться и, соответственно, решила ехать домой через Рэндалс. Мистер Элтон, Мартины — она была сыта ими по горло. Ей положительно требовалось отдохнуть душою в Рэндалсе.

Это была удачная мысль, однако, подкатив к дверям, они услышали, что «хозяина и хозяйки нет дома», причем уже довольно давно; слуга полагал, что они отправились в Хартфилд.

— Какая жалость! — вскричала Эмма, когда они тронулись дальше. — А там их теперь не застать, вот незадача!.. Никогда мне не было так досадно. — И она откинулась назад в уголке, чтобы отвести сердце, мысленно ропща на судьбу или, напротив, урезонивая себя, а возможно, делая то и другое понемножку, как и свойственно натурам, не склонным брюзжать. Но вот карета стала; она подняла голову — это мистер и миссис Уэстон остановили ее, желая с нею поговорить. Едва их увидев, она тотчас повеселела, а услышав, повеселела еще больше, ибо мистер Уэстон в то же мгновенье обратился к ней с такою речью: