– Да-да, я готов, – ответил он и добавил, поворачиваясь к Эмме: – Только не рассчитывайте увидеть очень утонченного молодого человека, ведь вы могли пока судить о нем лишь по моим словам, но я не могу ручаться за то, что он окажется чем-то незаурядным, сверхъестественным… – Однако при этих словах глаза мистера Уэстона сверкнули, что свидетельствовало о полной его убежденности в обратном.
Эмма напустила на себя вид беззаботный и невинный и ответила ничего не значащей фразой.
– Думайте обо мне завтра, дорогая моя Эмма, около четырех часов, – попросила ее на прощание миссис Уэстон несколько взволнованно; слова ее предназначались одной Эмме.
– Около четырех! Да он уже в три часа будет здесь, – поспешил добавить мистер Уэстон; на том и завершилась эта встреча, приятнейшая для всех ее участников.
Эмма совершенно воспряла духом – теперь все виделось ей в ином свете. Джеймс и его лошади, казалось, уже не тащились как черепахи, как прежде. При виде живой изгороди она подумала, что скоро бузина распустит листочки, а когда она повернулась к Харриет, то заметила и на ее личике какое-то дыхание весны, даже намек на слабую улыбку.
Однако заданный ею вопрос не предвещал ничего хорошего:
– Будет ли мистер Фрэнк Черчилль проезжать и через Бат или только через Оксфорд?
Невозможно в одночасье успокоиться и вспомнить географию; Эмме оставалось лишь надеяться на то, что рано или поздно подруга опомнится.
Настало утро решающего дня, и верная ученица миссис Уэстон ни в десять, ни в одиннадцать, ни в двенадцать часов не забывала, что ей надлежит вспомнить свою учительницу в четыре.
– Моя милая, милая беспокойная подруга, – говорила она сама с собой, выходя из своей комнаты и спускаясь по лестнице, – вы всегда так заботитесь об удобствах для всех, кроме себя! Так и вижу, как вы сейчас переживаете, то и дело входите в его комнату, в который раз проверяете, все ли там в порядке. – Когда Эмма спустилась в холл, часы пробили полдень. – Сейчас полдень. Я не забуду думать о вас все следующие четыре часа. А завтра в это время или даже раньше можно надеяться на вероятность того, что они придут к нам. Уверена, что они скоро приведут его.
Она открыла дверь в гостиную и увидела, что с ее отцом сидят двое джентльменов – мистер Уэстон и его сын. Они прибыли всего несколько минут назад, и мистер Уэстон еще не закончил объяснять, что сын его приехал на день раньше обещанного, а отец ее еще не закончил вежливых приветствий и поздравлений. Войдя, Эмма также получила свою долю изумленных возгласов, предшествующих знакомству.
Тот самый Фрэнк Черчилль, о котором так долго говорили, который возбуждал такой интерес, был на самом деле перед нею – его представили, и она подумала, что его не перехвалили. Он и в самом деле оказался очень милым молодым человеком: рост, внешность, манеры его были безукоризненны, а черты лица своей живостью и приятностью очень напоминали черты отца. Он показался ей юношей сообразительным и умным. Почему-то Эмма была уверена, что должна понравиться ему; и по изысканной непринужденности его манер, и по отсутствию скованности в разговоре она поняла, что он пришел в Хартфилд, заранее настроившись на приятное знакомство с нею, и что скоро они станут добрыми приятелями.
Накануне вечером он приехал в Рэндаллс. Ей понравилось его рвение, которое заставило его изменить свои планы и выехать раньше, провести в пути больше времени и ехать быстрее и таким образом сэкономить полдня.
– Я говорил вам вчера, – улыбаясь, воскликнул мистер Уэстон, – я говорил вам, что он будет здесь раньше, чем обещал! Помню, как, бывало, сам в его годы… Во время путешествия невозможно тащиться еле-еле: сердце рвется к цели путешествия! А удовольствие приехать раньше, чем тебя ожидают друзья, стоит того, чтобы ради этого немного потерпеть.
– Большая радость, когда можешь позволить себе такое удовольствие, – откликнулся молодой человек, – хотя немного отыщется мест, ради которых я был бы готов на все. Но когда едешь не куда-нибудь, а домой, тут, я думаю, можно отбросить все остальное.
Услышав слово «домой», его отец бросил на сына взгляд, исполненный истинной нежности. Эмма поняла, что сын мистера Уэстона, несомненно, умеет понравиться; убежденность ее подкрепило все последующее. Фрэнк Черчилль пришел от Рэндаллса в восторг, обстановку объявил достойной восхищения, даже отрицал, что домик слишком мал, восхищался его расположением, прогулкой в Хайбери, самим Хайбери, еще больше – Хартфилдом и заявил, что всегда проявлял любопытство и интерес к родному краю, всегда испытывал горячее желание побывать на родине. В мозгу Эммы мелькнул вопрос: раз он так жаждал побывать на родине, то отчего не приезжал раньше? Но даже если он немного и лукавил, лукавство было невинным и к тому же очаровательно разыгранным. В его голосе не слышалось ни одной фальшивой нотки, ничего искусственного. Фрэнк Черчилль выглядел и говорил как человек, которому очень хорошо.