Думы, крутившиеся у нее в голове и готовые в любую минуту ее прикончить, я видела насквозь. Люси с головой выдавал взгляд, когда она смотрела на океан. Вселенная обошлась с ней очень нечестно, и это ее бесило. Она жаждала восстановить справедливость и считала себя вправе это сделать. Справедливость в ее глазах приняла облик ребенка. Она улыбалась про себя и кивала.
О том, что такое безумные помыслы, я узнала на острове. Вы даже представить не можете, что такое лицезреть невдалеке землю, видеть проплывающие мимо смэки для ловли омаров, яхты и мотоботы, но при этом понимать, что они слишком далеко, чтобы тебя услышать или хорошенько разглядеть, что делается на острове, даже если ты начнешь неистово прыгать, подавая им сигналы, или упадешь на колени, доведенная до крайнего отчаяния.
В результате человек приходит к мысли, что хуже этого уже быть не может, что лучше уж утонуть, унесенной течением или насмерть замерзнуть в холодной воде. Подобно Биллу и Люси, внутри моего естества тоже скрывались две ипостаси, одна сумасшедшая, тяготеющая к злу и готовая ради него совершать самые безумные поступки, а другая прекрасно понимающая, что это меня убьет в самом прямом смысле этого слова. Здравая часть моей души была сильнее исступленной. Будь иначе, я бы давно погибла, пытаясь оттуда сбежать.
На острове меня посещали и другие сумасбродные мысли. О том, что я вполне заслужила все, что со мной произошло. Что я неблагодарная шмакодявка, вполне достойная того отвращения, которое можно было прочесть на лице Билла, когда он в тот день стоял на причале. Они незаметно закрадывались в голову вместе с образом Рика, и тогда я начинала составлять план нового побега. И подобно тому, как сумасшедшая ипостась, желавшая бросить вызов ледяной воде, противостояла здравой, выступавшей за то, чтобы оставаться на суше, часть моего «я», из-за которой я считала себя несчастной и чувствовала, что заслужила такую судьбу, вела неустанную борьбу с той, что настаивала на мести.
Когда я вернулась домой, эти мысли опять стали меня осаждать, перемешиваясь с детскими воспоминаниями о моей полной никчемности. Оказалось, что они каким-то образом между собой связаны, хотя как именно – я сказать не могу. Причина этого, должно быть, заключалась в том, что они стали мне привычными, будто старые друзья или знакомые, с которыми мы давно не встречались, но стоило их увидеть, они тут же всплыли в памяти и даже стали желанными гостями, невзирая на свой скверный характер.
Они были ужасно тягостными. Не знаю почему, но из-за этих мыслей я понимала, как мне не хватает Эммы. Иной раз, слушая лившиеся из моих уст истории, я осознавала, что сестра далеко не всегда была ко мне добра. Но когда тебе кто-то дорог и ты, в свою очередь, кому-то тоже, происходит что-то непонятное, тебе становится лучше и ощущение собственной бесполезности исчезает.
В те дни, вернувшись домой, я могла закрыть глаза и почувствовать, как Эмма прижимается ко мне в ночи. Почувствовать у меня на руках очаровательного маленького ребенка. Я гладила ее по головке, поросшей шелковистыми волосами, точно так же как гладила меня когда-то Эмма, когда мама спала. Мне это было жизненно необходимо. Ощущение было такое, что без этого я просто умру, будто без еды или воды. Без этого я утонула бы в скверных мыслях, не в состоянии из них когда-либо выбраться.
Вторым сюрпризом в то утро оказалась горка новой одежды, которую я обнаружила с той стороны двери, когда окончательно проснулась. Очень красивой и в точности моего размера. Легкие брюки цвета хаки по щиколотку и рубашка, у которой можно было закатывать рукава, закрепляя их хлястиком на пуговице. Плюс к этому милое нижнее белье из «Викториа’з Сикрет» и шлепки.
Я отнесла все это в комнату для гостей и положила на кровать. В голове тут же вспыхнул вопрос, и в то же мгновение мне стало ясно, что сон сделал свое дело и мысли опять прояснились. Стали яснее ясного.