Эмпайр Фоллз

Жаль, что Макса с ними нет, подумал Майлз, старику здесь самое место. Он принялся бы расспрашивать с благожелательным видом, выдают ли полицейским боевые патроны или лохам положены только холостые. Кстати, а где Макс? – забеспокоился Майлз. Не похоже на его отца пропустить матч с местной командой. Обычно он являлся на каждый, словно заправский карманник, и в некотором отношении таковым и выглядел, приобнимая любого, кто попадется навстречу.

– Пожалуйста, передайте мои наилучшие пожелания вашей маме, мисс Уайтинг, – сказал Минти, прежде чем опять переключиться на Майлза. – Ты правда хочешь знать, зачем я поднялся сюда? Я поднялся сказать тебе, что мы с твоим братом все прояснили, так что не переживай. Я поднялся, чтобы сказать, что камня за пазухой не держу. Знаю, ты был зол на меня, а я не хочу, чтобы старые друзья вдруг пошли войной друг на друга. Потому что, Майлз, мы такими и были. Друзьями. Когда-то. Может, мы больше не друзья, но с твоей подачи, не с моей. Не хочешь больше быть моим другом? Ладно. Но я кое-что тебе скажу. Врага по имени Джимми Минти ты тоже не хочешь.

На трибунах опять загалдели, и Майлз взглянул на поле. Из-под груды тел вылез Зак Минти и поднял мяч над головой сперва перед трибунами Эмпайр Фоллз, потом перед болельщиками из Фэрхейвена в манере “на-ка, выкуси”, что подстегнуло местных фанатов неистовствовать еще шибче. Парень, похоже, отлично знал, где находится его отец, и Джимми, увидев, какой поворот случился в игре, тоже вскинул руки вверх, зеркально отобразив стойку сына, правда, без мяча. Даже Синди понимала, что произошло нечто важное, и, отстранившись от Майлза, присоединилась к общему ликованию, бешено хлопая в ладоши. В конце концов, рассудил Майлз, если за всю свою жизнь она не научилась остерегаться всплесков физической активности, никто ее не научит. Но опять же, разве не в надежде увильнуть от всей своей жизни хотя бы на несколько коротких часов пришла сюда Синди Уайтинг – в этот исключительно хороший денек в начале октября, которому намек на морозец в воздухе лишь добавлял очарования? Но вдруг она потеряла равновесие, ее шатнуло вперед, Майлз ухватил ее за предплечье, однако Синди Уайтинг была уже не девочкой, и его усилия не предотвратили бы худшее, если бы Джимми Минти, обернувшись напоследок к Майлзу, не поймал Синди, уже валившуюся вниз. Спасение не стерло выражения ужаса с ее лица, она дергалась в объятиях полицейского, словно мысленно катилась кувырком к подножию трибуны.

Лишь когда ее усадили на место и она затихла, вцепившись в левую, прокушенную, руку Майлза, а Джимми Минти растворился среди болельщиков, Майлз припомнил дробный стук, раздавшийся, когда Синди качнуло вперед, и понял, что ее костыль опять провалился под трибуну.

Глава 16

Шестьдесят

: ни о чем другом Жанин Роби, в скором времени Комо, думать не могла. Шестьдесят. Шестьдесят. Шестьдесят.

Матч приостановили, потому что один из игроков в команде Фэрхейвена – квотербек, сообщил кто-то в их ряду – был травмирован. Со своего места Жанин мало что видела, да и не всматривалась. Первый тайм она просидела, почти не глядя на поле. Матч ей был интересен лишь тем, что на него приходит весь город. В старшей школе она пропустила все до единой игры с чертовым Фэрхейвеном, потому что была толстой, одевалась по настоянию матери в дурацкие тряпки и никто не звал ее на стадион поболеть за родную команду. Накануне этого матча Жанин загодя предвкушала сладостное отмщение, воображая в мельчайших деталях, как она появится на стадионе, молясь, чтобы не похолодало и она смогла бы надеть новые белые джинсы и топ с бретелькой вокруг шеи, который она и надела, хотя было довольно свежо. Уолт, притворявшийся заядлым футбольным болельщиком, на самом деле просто обожал таскаться на всякие сборища, не требовавшие пиджака и галстука; он даже хотел прийти пораньше, но эту идею Жанин придушила в зародыше. У нее на уме было дефиле, что предполагало заполненные под завязку трибуны. Единственная проблема состояла в том, что, когда все рассядутся, не останется свободных мест.

Впрочем, как всякой головоломке, и этой нашлось решение, когда Жанин сообразила подключить свою мать. Она и раньше пыталась придумать, как бы изменить отношение Беа к Матёрому Лису в лучшую сторону. В конце концов, Жанин и Уолт скоро поженятся, и она надеялась, что к церемонии бракосочетания ее мать прекратит обзывать будущего зятя “горластым петушком”. Если на футбольном матче Беа хорошо проведет время, она поймет, что Уолт не из тех, кто портит удовольствие, и это послужит неплохим началом. Полдня в обществе Беа и Уолту пойдет на пользу. Матёрый Лис, насколько знала Жанин, против Беа ничего не имел, но всякий раз как бы с трудом припоминал, кто она такая. Когда Жанин заговаривала о своей матери, Уолт прищуривался, словно подозревая ее в том, что она держит существование этого человека в тайне. Будто он сам не утаил от нее кое-что, и куда более важное, черт подери.