Эмпайр Фоллз

Миссис Уолш не была злыдней, она лишь придерживалась воззрений, весьма близких к средневековым. Ее отец был военным со склонностью к теологии, и от него она узнала во всех подробностях о Великой Лестнице Бытия, во многом, как пояснял ее отец, схожей с армейской субординацией. На самом верху Бог, ниже – ангелы, ранжированные по ангельским социальным разрядам, затем папа, кардиналы, епископы, священники и так далее. Миссис Уолш грела мысль, что домработница у двух священников находится примерно на одинаковом расстоянии от подножия этой лестницы (оккупированного камнями и прочими неодушевленными предметами) и до ее вершины. Содержать божьих людей в чистоте и кормить их досыта – занятие почтенное, если не возвышенное, а если кто был избран Господом для более возвышенной деятельности, значит, так надо было. Рваться к тому, для чего ты не предназначен в этой жизни, – грех, твердо верила миссис Уолш, и в конце концов всем норовистым и завистливым откроется Истина: на Великой Лестнице от каждого, кто на ней стоит, вверху ли, внизу, требуется лишь одно – следовать божьей воле. Долг священника – быть лучшим священником по мере сил, долг домработницы – быть лучшей домработницей.

Не менее тех, кто вечно норовил занять положение повыше, миссис Уолш раздражали притворно смиренные дурачки вроде отца Марка, который постоянно вламывался на ее кухню, предлагал в своем невежестве помощь, хватался за тряпки, чтобы вытереть со стола, уговаривал ее отправиться домой, когда работа еще не закончена. Расхлябанность – вот чем объяснялось его поведение, и ее отец с ней бы согласился. Миссис Уолш обожала своего отца, хотя ей он уделял мало внимания. Профессиональный военный, он предпочитал наставлять своих сыновей, обладавших характером решительно невоенным. Чем больший упор он делал на дисциплине, тем больше сыновья безобразничали, и он умер в уверенности, что никто никогда его не слушал, что было неправдой. Дочь к нему очень даже прислушивалась. Миссис Уолш, как и ее отец, одобряла разделение людей на обособленные группы по признаку их социального положения и сокрушалась, что столь многие в нынешнем мире жаждали размыть эти границы. Особенно усердствовала молодежь, такие люди, как отец Марк. Эти упирали на добросердечие, что само по себе хорошо и похвально, но старый отец Том, пусть и выживший из ума, куда больше походил на священника, чем все молодые вместе, и за долгие годы, что она у него работала, старый пастор ни разу не испытал желания хотя бы дотронуться до кастрюли.

– Кажется, мистер Роби подъехал, – заметила миссис Уолш, стоя у раковины.

– А его отец? Макс с ним?

– Только мистер Майлз. Но он не выходит из машины, сидит себе и сидит.

Топтавшийся на пороге кухни отец Марк улыбнулся впервые за день. Он догадывался, чем занят сейчас его друг. Майлз смотрит на невыкрашенную башню и думает, что за пакостный код занесли в его гены, мешающий ему лазать по лестницам, как все нормальные люди.

– Вы же его ждали, – напомнила домработница. – Ну так что, расскажете ему?

Ах, миссис Уолш

, хотелось ответить отцу Марку, у вас есть чему поучиться. Великим мыслителем миссис Уолш не была, но старалась все доводить до конца, чем нельзя было не восхищаться. Разузнай. Сделай. И не зацикливайся на всяких разных мелочах. С осмыслением действительности проблема в том, что этому нет конца, нет дедлайна, после которого мысль необходимо обратить в действие. Осмыслять все равно что заседать в комиссии, редко выдающей рекомендации (которые, впрочем, почти всегда игнорируют), – комиссии, не обладающей даже властью самораспуститься.

Миссис Уолш была права. Сложившаяся ситуация требовала, чтобы с ней разобрались, и более того, разбираться должен был отец Марк, уже упустивший кучу времени. Пылкая проповедь, которую он произнес на ранней мессе этим утром, называлась “Когда Господь удаляется”. Он сочинил ее отчасти вчера вечером в машине по дороге с побережья домой, отчасти бессонной ночью и довершил, вещая с церковной кафедры. Проповедь восприняли лучше, чем он ожидал с некоторой опаской, и отец Марк решил повторить ее на следующей мессе, но, зайдя в ректорский дом между службами, обнаружил, что отец Том исчез.

Точнее, исчезновение старого священника обнаружила миссис Уолш, когда пришла на работу чуть позже половины девятого – к тому времени, когда отец Том, проснувшись и одевшись, уже с нетерпением ждал, когда его накормят. По воскресеньям миссис Уолш обычно потчевала его сладкими гренками. А затем, когда у старика подбородок начинал лосниться от кленового сиропа, принималась готовить обед на двоих, запекала свинину или курицу по новоанглийскому рецепту, как сегодня, например, что было непросто, особенно когда у тебя под ногами мешался липкий сбрендивший священник. Верно, чокнутого старого священника она предпочитала здравому молодому, но за отцом Томом нужен был глаз да глаз, тем более когда отца Марка не было поблизости.