Эмпайр Фоллз

Раздается звонок, Минти встает и секунду-другую смотрит сверху вниз на Джона Восса, который, кажется, и не слышит звонка. Кэндис тоже проворно вскакивает – девочка на веревочке; помешкав немного, они вдвоем направляются к двери; Джастин, щурясь, глядит им вслед.

– Спроси ее, а, Джон? Потом расскажешь, – бросает Зак через плечо.

Рисунок, делает вывод Тик, завершен. По той же причине, по какой у Билла Тейлора картины всегда завершены. Потому что час миновал.

Глава 26

Голос он узнал сразу, хотя прошло четыре года с тех пор, как на выпускном вечере в старшей школе он слышал этот голос в последний раз.

– Здравствуйте, дорогой мой, – сказала она, и ее “здравствуйте” (“дорогой мой” послужило лишь довеском) хватило, чтобы внутри у него все сжалось. Не так ли чувствуют себя преступники из программы защиты свидетелей, когда случайно на улице их опознают бывшие подельники? – Я давно пытаюсь дозвониться до вас. Боюсь, вам лучше приехать домой.

Вот так, в один миг, все в его жизни переменилось. Сколько времени они еще обговаривали детали его возвращения? Минут пятнадцать? Сам он открывал рот или только слушал? Позднее он был не в состоянии реконструировать их разговор, помнил только, что он не сопротивлялся. Помнил отчетливо. В конце концов, он был не в программе защиты свидетелей. Он был Майлзом Роби, и его мать умирала.

Не просто так миссис Уайтинг долго не могла до него дозвониться, но потому что его сосед по комнате Питер со своей подружкой Дон уговорили Майлза отправиться на Мартас-Винъярд в выходные, получившиеся длинными благодаря Колумбову дню. На юге штата Мэн стояло бабье лето, а значит, в Массачусетсе еще теплее. И не Майлз ли твердил им, как красиво на том острове? (Про Винъ-ярд он рассказал им, чтобы дать понять: в своей жизни он видел не только Эмпайр Фоллз.) Причин не поехать Майлз не находил, разве что путешествия были ему не по карману. Он уже сообщил матери, что не приедет на длинные выходные домой, якобы завален работой – учебные задания плюс редакторство в студенческом литературном журнале. Теперь он сообразил, что когда на прошлой неделе он все это выложил матери по телефону, то она чуть ли не вздохнула с облегчением.

Он поднаторел в изобретении предлогов, лишь бы не ехать в Эмпайр Фоллз, и со второго курса умудрялся проводить в родном городе как можно меньше времени. Родители Питера держали ресторан с меню из морепродуктов на побережье Род-Айленда, и два предыдущих лета Майлз у них работал – первый год на кухне, в следующий уже официантом. Их ресторан был не из модных. Там кормили туристов в основном креветками и моллюсками, но платили Майлзу хорошо, а расходы его были невелики. За постой – в свободной комнате, принадлежавшей старшему брату Питера, – денег с него не брали, и того, что он мог скопить в каникулы, хватало на оплату учебного года. Родители Питера относились к нему хорошо, и он к ним тоже, ему особенно нравилась их непринужденная улыбчивая привязанность друг к другу, а также командная сплоченность: постоянно переглядываясь через зал, они в любой момент были готовы прийти на помощь.

Опыт, приобретенный в “Имперском гриле”, не пропал зря, и вскоре Майлз сделался незаменимым – в отличие от Питера, настойчиво внушавшего родителям, что кто-кто, а он заменим всегда. Питер постоянно просил выходной, чтобы отправиться на пляж или навестить трех разных девушек, с которыми крутил романы; одной из них была Дон. Если бы родители Питера не заставляли Майлза отдыхать иногда, обычно в затишье понедельника либо вторничными вечерами, Майлз трудился бы без выходных все лето, с Дня поминовения и до Дня труда. Когда они предлагали отпустить его домой, он придумывал отговорки, чтобы не ехать, и они не настаивали, хотя и догадывались, что он привирает. Питер, как подозревал Майлз, объяснил им, что родители его приятеля очень бедны и деньги, которые он здесь зарабатывает, для него все равно что манна небесная.

Правда же была в том, что даже редкие, короткие и неизбежные, поездки в Эмпайр Фоллз вгоняли Майлза в тоску. Уже через месяц на первом курсе колледжа он решил, что именно здесь ему место, среди людей, любящих книги, искусство, музыку, – пристрастия, которые ему было трудно объяснить парням, что ошивались у стойки “Имперского гриля”, разбирая по косточкам то бейсбольный, то хоккейный матч. Еще труднее было объяснить – да и понимал ли он это сам? – его нарастающее отчуждение от своей семьи. Познакомившись поближе с родителями соседа по комнате и увидев, как они любят друг друга, Майлз впервые со всей ясностью осознал, что брак его родителей, никогда не походивший на союз, освященный свыше, был чем-то вроде унылой пародии на семью, и в итоге он разозлился на мать. Он бы и на отца разозлился, но что толку: Макс, во-первых, не заметил бы его злости, а во-вторых, ему в любом случае было плевать.