Эндер в изгнании

– Вэл, – мягко сказал он. – Если бы ты наблюдала за тем, что я говорю и делаю, тебе стало бы многое понятно до очевидности. Но ты не анализируешь. Ты видишь что-то такое, что не выглядит правильным, и, минуя этап размышлений, автоматом получаешь вывод: «Эндер делает что-то не то, и я обязана его остановить».

– Я думаю! Анализирую!

– Ты анализируешь тут всех и каждого. Поэтому твоя история Боевой школы настолько чудесна и правдива.

– Ты ее прочел?

– Ты дала ее мне три дня назад. Разумеется, я ее прочел.

– И ничего мне не сказал.

– Это наша первая встреча с тех пор, как я дочитал книгу. Вэл, прошу тебя, включи мозги!

– Не смотри на меня свысока!

– Ощущение, что на тебя смотрят свысока, – это не умозаключение, – сказал он, и в его голос наконец прорвалось раздражение. Валентина почувствовала себя несколько лучше. – Не суди меня до тех пор, пока не поймешь. Ты не можешь меня понять, если уже вынесла суждение. Ты считаешь, что я плохо обошелся с Алессандрой, но ты не права. Я обошелся с предельной добротой. И собираюсь спасти ее жизнь. Но ты не можешь поверить, что я поступлю правильно. Ты даже не задумалась над тем, какой поступок правилен, прежде чем решила, что я его не совершаю.

– И что такого ты делаешь, что я считаю, будто ты не делаешь? Девушка томится по тебе…

– Ее чувства – не то, что ей нужно. Не то, что для нее действительно хорошо. Ты считаешь, будто самая большая опасность для нее – если ранят ее чувства.

Валентина осознала, что ее праведный гнев слабеет. О какой опасности он говорит? Что нужно Алессандре, помимо Эндера? Что она, Валентина, пропустила?

Эндер обнял сестру за плечи, а потом шагнул мимо – прочь из комнаты, а потом и из здания. У Валентины не было другого выхода, кроме как последовать за ним.

Эндер быстрым шагом пересек покрытую травой лужайку в сердце научного комплекса – говоря объективно, представляющего собой четыре одноэтажных строения, где горстка ученых корпела над биологическими и технологическими вопросами, на которых строилась жизнь колонии. Однако сейчас, с прибытием корабля, здесь забурлила жизнь, и Эндер уже предложил строителям изменить приоритеты и построить дополнительные здания для научных целей. Грохот строительной техники нельзя было назвать оглушительным: тяжелых машин было мало. Но, в общем, шум – распоряжения, громкие выкрики-предупреждения, перестукивание топоров и молотков – создавал сильную и энергичную атмосферу. Это был звук запланированных, радостных перемен.

Неужели Эндер точно знал, где искать мать и дочь Тоскано? Определенно, Эндер шел прямиком к нужному месту. И сейчас, когда Валентина задумалась над этим – начала анализировать, – она поняла: должно быть, ее брат намеренно дожидался окончания визита, того момента, когда челнок будет загружен для обратного рейса. Не самого последнего, но последнего из тех, которые не будут забиты под завязку пехотинцами и командой. Последний челнок с местами для второстепенных пассажиров.

Эндер рассчитал точно: еще вот-вот, и он бы опоздал. Алессандра потерянно стояла у подножия трапа, а мать тянула ее за рукав, подгоняя занять место в челноке. Тут Алессандра увидела Эндера, вырвалась из рук матери и побежала к нему. Бедняжка, разве можно быть более откровенной?

Она обеими руками обняла Эндера, и он – к его чести – охотно обнял ее в ответ. Собственно, Валентину удивило то, как он ее держал, с неподдельным чувством уткнувшись ей в плечо. Что он хочет этим показать? А Алессандра – что она должна думать о его поведении? Эндер, ты в самом деле такой толстокожий?

Когда она практически нырнула в его объятия, Эндер даже отступил на шаг, чтобы погасить внезапный толчок. Но он постарался, чтобы его лицо оказалось как можно ближе к ее уху.

– Шестнадцать – возраст, когда можно стать колонистом без разрешения родителей, – мягко заметил он.

Алессандра отодвинулась, чтобы испытующе заглянуть ему в глаза.

– Нет, – ответил Эндер. – Между нами ничего не будет. Я не прошу тебя остаться со мной.

– Тогда почему ты вообще просишь меня остаться?

– Я не прошу, – сказал Эндер. – Я говорю тебе как. Здесь и сейчас я могу освободить тебя от матери. Не занять ее место, не взять контроль над тобой, но позволить тебе самой управлять своей жизнью. Вопрос: хочешь ли ты этого?

Глаза Алессандры внезапно наполнились слезами.

– Ты не любишь меня?

– Ты мне нравишься, – ответил Эндер. – Ты хороший человек, у которого ни разу в жизни не было ни единого мгновения свободы. Твоя мать контролирует тебя от и до. Она кормит тебя байками, и в конце концов ты им веришь и делаешь то, что она хочет. Вряд ли ты знаешь, чего хочешь сама. Здесь, на Шекспире, ты сможешь это выяснить. Там, наверху, в обществе твоей матери и адмирала Моргана, – не уверен, что ты когда-нибудь познаешь свободу.

Она кивнула, все понимая:

– Я знаю, чего я хочу. Я хочу остаться.

– Тогда оставайся, – сказал Эндер.

– Скажи ей, – попросила Алессандра. – Пожалуйста!

– Нет.

– Если с ней заговорю я, она докажет, что я веду себя глупо.

– Не верь ей.