Эндер Виггин (сборник)

Ты до сих пор любишь его, а он тебя, но семейная часть твоей жизни завершилась. Он больше не нужен тебе.

— Это я никогда не была нужна ему!

— Он отчаянно в тебе нуждался, — настаивала Валентина. — Ты была так сильно нужна ему, что ради тебя он отказался от Джейн.

— Нет, — возразила Новинья. — Ему нужна была моя потребность в нем. Ему нужно было чувствовать, что он заботится обо мне и защищает меня.

— Но ведь тебе уже больше не нужны ни его забота, ни защита?

Новинья отрицательно покачала головой.

— Тогда разбуди его, — попросила Валентина, — и отпусти.

Новинья вдруг вспомнила все случаи, когда ей приходилось хоронить близких. Она вспомнила похороны своих родителей, которые умерли ради спасения Милагра от Десколады во время первой страшной эпидемии. Она подумала о Пипо, замученном, живьем освежеванном свинками, которые думали, что он, как и они, станет деревом, только не выросло ничего, кроме боли, боли в сердце Новиньи, потому что именно она обнаружила то, что направило Пипо к пеквенинос той ночью. А потом был Либо, тоже замученный насмерть, как и его отец, и снова из-за нее. И Маркано, которого она постоянно заставляла страдать, пока наконец он не умер от болезни, которая убивала с детства, и Эстевано, который позволил своей безумной вере привести его к мученичеству, так что теперь он стал венерадо, как и ее родители, и, без сомнения, однажды станет святым, как и они.

— Мне тошно отпускать людей, — заявила Новинья с горечью.

— Не понимаю, как это возможно, — снова возразила Валентина. — Ни про кого из тех, кто у тебя умер, ты не можешь честно сказать; «Я его отпустила». Ты цеплялась за них зубами и ногтями.

— И что из того? Все, кого я любила, умирали и бросали меня!

— Это не оправдание, — твердо сказала Валентина. — Все умирают. Все уходят. Имеет значение только то, что было создано вами вместе, до того, как они ушли. Имеет значение только та их часть, которая осталась в тебе, когда они ушли. Ты продолжила работу твоих родителей и работу Пипо и Либо, ведь ты подняла детей Либо, разве не так? А частично они были и детьми Маркано, разве нет? Ведь в них осталось что-то и от него, и не только плохое. А что касается Эстевано, то его смерть, как мне кажется, дала хорошие всходы, но вместо того чтобы дать ему уйти, ты продолжаешь злиться на него. Ты злишься из-за того, что он создал нечто более значимое для него, чем сама жизнь. И еще из-за того, что он любил Господа и пеквенинос больше, чем тебя. Ты продолжаешь цепляться за них всех. Ты никого не отпустила.

— Так ты ненавидишь меня за это? Может быть, ты и права, но такая уж моя жизнь — терять, терять и терять.

— Почему бы тебе на этот раз, — предложила Валентина, — не отпустить птичку на волю, вместо того чтобы держать ее в клетке, пока она не умрет?

— Ты делаешь из меня чудовище! — закричала Новинья. — Как ты смеешь судить меня!

— Если бы ты была чудовищем, Эндер не смог бы любить тебя, — сказала Валентина, отвечая спокойствием на ярость. — Ты не ординарная женщина, Новинья, ты — трагическая личность, ты многого достигла и много страдала, и я уверена, что история твоей жизни станет бередящей душу сагой. Но разве не будет лучше для тебя самой, если ты, пока жива, научишься чему-нибудь новому, кроме одной и той же роли в одной и той же трагедии?

— Я не хочу, чтобы еще один человек, которого я люблю, умер до меня! — выкрикнула Новинья.

— А кто говорил о смерти? — спросила Валентина.

Дверь в комнату распахнулась. В дверном проеме показалась Пликт.

— Это я. Что происходит?

— Она хочет, чтобы я его разбудила, — возбужденно объяснила Новинья, — и сказала ему, что он может умереть.

— Можно мне посмотреть? — спросила Пликт.

Новинья схватила графин с водой, стоявший возле нее, и резко плеснула из него в лицо Пликт.

— Хватит с тебя! — выкрикнула она. — Сейчас он мой, а не твой!

Пликт, с которой капала вода, оторопела настолько, что не нашлась, что ответить.

— Не Пликт забирает его, — сказала Валентина мягко.

— Она просто такая же, как все, — подбирается к нему, подкрадывается, чтобы отхватить кусок и посмаковать! Все они — просто каннибалы!

— Что?! — прошипела Пликт. — Да ты сама хочешь поживиться за его счет! Только для тебя одной его слишком много! И еще неизвестно, кто хуже — каннибалы, которые ухватят по кусочку там и сям, или каннибалиха, которая для себя одной целого человека припасла, хотя даже не может съесть его целиком!

— Более отвратительного разговора я еще не слышала, — сказала Валентина.

— Она отирается тут месяцами, не спускает с него глаз — настоящий стервятник! — заявила Новинья. — Прицепилась к нему, копается в его жизни, десятка слов никогда за раз не сказала. И вот надо же — заговорила и травится теперь своим ядом!

— Да я только плеснула на тебя твоей собственной желчью, — огрызнулась Пликт. — Ты просто жадная и озлобленная баба, все время используешь его и ничего не даешь ему взамен, и он сейчас умирает только для того, чтобы избавиться от тебя!

Новинья не ответила, у нее не было слов, в глубине души она чувствовала, что на этот раз Пликт сказала правду.