Поверхность ступеней оказалась шероховатой, и цепляться за нее было удобно. Первые несколько этих исполинских уступов Симур одолел быстро, но по мере подъема силы его убывали. И то, что поначалу казалось пустяком, постепенно стало мукой. И вот наступил миг, когда он растянулся, вконец обессилев, на очередной ступени. Дыхание юного древолюда сбилось. Руки, ноги дрожали, в глазах меркло. Стало ясно, что одним рывком ему не одолеть этого подъема. Вытекут последние силы, как кровь из раны, и отчаянный странник, по глупости и дерзости своей покинувший родной Город, падет к Корням.
В чувство его привел запах — незнакомый, сладковатый, от которого рот наполнился слюной, а живот скрутило голодным спазмом. Оглядевшись, Симур увидел, как из стены почти у самого его носа выдавливается вязкая смола. Она-то и источала этот аромат. Понимая, что терять ему нечего, юный древолюд попробовал смолу языком. Та и в самом деле оказалась сладкой, словно патока, выделяемая орхидеями-медоточцами. Радостно заурчав, Симур принялся слизывать ее, покуда не коснулся языком стены. Смола оказалась невероятно сытной, и силы юного древолюда словно удесятерились. Он вскочил, готовый продолжать путь.
Хотя зачем его продолжать, если пища обнаружена? Тем более что в том месте, где он облизал стену, снова начала выделяться янтарная пахучая капля. Не прошло и нескольких мгновений, как Симур осознал всю бессмысленность своего положения. Если питательная смола выделяется только на этой ступени, то дальше карабкаться глупо, да и спускаться следует лишь для того, чтобы напиться из огромного дожделодца, но… как ему жить дальше? Ползать по ступеням, от сих до сих — между водой и пищей, испражняться, спать и… все! Ради этого он мастерил и запускал «трехкрылки», взлетал над верхними Кронами, полз по липкому языку дохлого брюхорыла, скитался по дебрям Отвесного мира и пытался научить древолюдскому языку брата-близнеца?
А как быть с обещанием, которое он дал учителю? Конечно, колдун теперь далеко и не сможет отругать своего нерадивого ученика за леность и непослушание, но все равно стыдно. Нельзя ему после всего, что узнал, испытал, пережил, чему научился, превращаться в пустоголовую балаболку, которая только и знает, что жрет и гадит. Не для того он родился. Жаль, не во что запасти этой чудесной смолы. Видимо, придется дальше лезть налегке. Симур слизнул накопившуюся смолу и продолжил подъем. На сытый желудок это было нетрудно.
Он успел обогнуть дупло по восходящей окружности дважды, вскарабкавшись так высоко, что «дожделодец» внизу казался теперь не больше росинки. Наконец вновь обретенные силы оставили юного древолюда, и он уснул, растянувшись на ступени. Смежив веки, Симур не видел, как померкли странные огонечки, исподволь озарявшие все огромное пространство дупла. Не видел он и того, как на стене напротив стала проступать питательная смола. К моменту его пробуждения ее накопилось достаточно, чтобы придать ему сил на следующее восхождение. Юному древолюду было невдомек, что все это просторное вместилище живет и дышит в едином ритме с его тщедушным, избитым и исцарапанным телом.
Когда Симур проснулся, дух его был легок, а тело полно сил. Сладкая смола висела на стене тяжелой, готовой немедленно сорваться каплей. Юный древолюд обрадовался вновь обретенной пище, но не очень удивился. В глубине души он был уверен, что так все и будет. Куда больше его изумила тоненькая струйка воды, которая вдруг выплеснулась прямо из ступени в тот миг, когда он почувствовал жажду, и иссякла, едва он ее утолил и ополоснул лицо. Теперь Симур не сомневался в том, что, как бы высоко он ни взбирался по этим великанским ступеням, ни голод, ни жажда ему не грозят. И вообще, здесь можно жить! Жаль только, что ни мать, ни толстяк Лима и никто из его соплеменников не сможет перебраться сюда. А это было бы очень хорошо.
На сытый желудок карабкаться легко. Ступень за ступенью Симур одолевал играючи. Да и не особенно торопился. А куда спешить? Рано или поздно ступени кончатся и куда-нибудь да приведут. Рассудив так, юный древолюд продолжал подъем, покуда его не начало клонить в сон. Солнца из дупла видно не было; сколько времени занял у него этот подъем, Симур знать не мог. Он лишь отсыпался, ел, пил, карабкался, опять ел, пил, отсыпался. По мере подъема стало заметно, что дупло сужается. Сначала сил хватало на два оборота, потом — на три, потом — на четыре. Наконец над головой показался сводчатый потолок, совсем как в Городе, и даже смотровой лаз в нем имелся.
Симур набрался решимости и приподнял ставень. Резкий свет ударил его по глазам, как это было дома после восхода солнца. Юный древолюд зажмурился и долго так сидел на последней ступени, прежде чем снова решился выглянуть в лаз. Никакого солнца за ним не было. Свет лился отовсюду, не имея единого источника. Не было и неба. Лаз вел в новое дупло, просторное, хотя и не столь высокое, как нижнее. Даже беглого взгляда было достаточно, чтобы понять: это то самое место, куда он, Симур, так стремился попасть — дупло великана!