Энергия и цивилизация

Хотя наше понимание эволюции гоминин значительно улучшилось за последние два поколения, ключевые моменты остаются не проясненными: вопреки всем популярным утверждениям по поводу пользы палеолитической диеты, мы все еще не можем восстановить репрезентативную структуру питания досельскохозяйс-твенной эпохи. Это совсем не удивительно (Henry, Brooks and Piperno 2014). Быстро разлагающиеся остатки растительной пищи очень редко сохраняются на десятки тысяч лет и почти никогда – на миллионы, поэтому исключительно трудно определить долю растений в типичном рационе. Кости сохраняются чаще, но их залежи могут остаться не только от гоминин, но и от хищников, что нужно тщательно отличать, и даже если это сделать, то невозможно понять, насколько репрезентативны они для конкретного рациона питания.

Как отмечают исследователи (Pryor and co-workers 2013), широко распространенный образ обитателей верхнего палеолита Европы как умелых охотников на крупных млекопитающих, населявших большей частью безлесные ландшафты, базируется на плохой сохранности растительных останков на древних стоянках. Работа упомянутых авторов показала, что потенциал таких стоянок в том, что касается макроокаменелостей растений, съеденных людьми, недооценивался и что «способность эксплуатировать растительные источники пищи могла быть важным компонентом в успешной колонизации холодных экосистем Европы» (Pryor et al. 2013, 971). Другие ученые (Henry, Brooks and Piperno 2014) анализировали микроостатки растений – крахмальные зерна и фитолиты, – сохранившиеся в зубном кальции и на каменных орудиях, после чего сделали вывод, что и анатомически современные люди, и их соседи неандертальцы употребляли в пищу разнообразные растения, включая корневища и семена.

Изменения размеров и массы тела, а также строения черепа (грацилизация челюстного аппарата) косвенным образом указывают на основной рацион питания и могут быть вызваны различными сочетаниями видов пищи. Находки каменных инструментов, используемых для убийства и разделки животных, нельзя прямо связать со средним потреблением мяса на человека в широкие периоды времени. Поэтому только прямые показатели изотопного анализа (пропорция ¹³С/¹²

С и ¹⁵N/¹⁴

N) обеспечивают точные сведения по поводу долгосрочных источников белка, их трофического уровня, а также происхождения (наземного или морского). Этот же способ помогает различить фитомассу, синтезированную двумя принципиально разными способами (С₃ и С₄

), и гетеротрофные организмы, питающиеся такой фитомассой. И все это вместе дает нам сведения о базовом содержании рациона. Но даже подобные исследования нельзя трансформировать в надежные паттерны потребления питательных веществ (углеводов, протеинов, липидов). Все же мы можем сделать вывод, что в граветтский период в Европе мясо было главным источником протеина в пище и морские виды вносили около 20 % от общего количества, а в прибрежных местностях даже больше (Hublin and Richards 2009).

Прежде чем завершить тему энергии в жизни древних людей, я должен заметить, что охота и собирательство продолжали играть важную роль во всех ранних сельскохозяйственных обществах. В Чатал-Гуюке, большом неолитическом сельскохозяйственном поселении в Турции, которое датируется примерно 7200 д. н. э, жители питались в основном семенами и дикими растениями, но при раскопках находят и кости животных от диких быков до лис, барсуков и зайцев (Atalay and Hastorf 2006). В Тель Абу-Хурейра в северной Сирии охота оставалась важным источником пищи через тысячу лет после начала одомашнивания растений (Legge and Rowley-Conwy 1987). Египет до фараонов (ранее 3100 года до н. э.) мог похвастаться выращиванием двузерной пшеницы и ячменя, но население также охотилось на водоплавающих птиц, антилоп, диких свиней и слонов (Hartmann 1923; Janick 2002).

Истоки сельского хозяйства

Почему некоторые охотники и собиратели обратились к сельскому хозяйству? Отчего эта новая практика распространилась так широко, и почему ее освоение происходило, в эволюционных понятиях, невероятно быстрыми темпами? Эти важнейшие вопросы можно просто обойти, согласившись с теми исследователями (Rindos 1984), которые утверждают, что сельское хозяйство не имеет единственной причины возникновения, а появилось в результате множества связанных друг с другом факторов. Или, как изложено у другого ученого (Bronson 1977, 44): «То, с чем мы имеем дело – сложная, многоликая адаптивная система, и в случае человеческих адаптивных систем… единственной всемогущей «причины» не может существовать». Но многие антропологи, экологи и историки пытались найти именно такие первичные причины, и существует множество публикаций, в которых изложены различные гипотезы по поводу истоков сельского хозяйства (Cohen 1977; Pryor 1983; Rindos 1984; White and Denham 2006; Gehlsen 2009; Price and Bar-Yosef 2011).