Энергия кризиса

Приносят весть: сдается крепость <…>В один прекрасный день ониПриносят весть:родился эпос <…>идут дниИ крепость разрушают годы;А позади, а в сторонеРождался эпос в тишине;Обваливайся мир и сыпься,Тебя подслушивает пыль.Историк после сложит быльО жизни, извести и гипсе;И день потух.– Ах, эпос, крепость

Зачем вы задаете ребус?При чем вы, рифмы? Где вас нет?Мы тут при том, что не впервыеСменяют вьюгу часовые…;Тяжелый строй, ты стоишь Трои,Что будет, то давно в былом;Чем больше лет иной картине,Чем наша роль на ней бледней,Тем ревностнее и партийнейМы память бережем о ней;А я пред тем готов был клясться,Что Геркуланум факт вне класса.

Особенно характерен мотив сбывающегося пророчества, богато представленный в рассматриваемом фрагменте, в поэме в целом (см. в примерах выше) и вообще у Пастернака, ср. в ранних стихах такие магические эффекты, как:

явление – почти библейское сотворение из мутной бездны – извозчика в ответ на соответствующий призыв лирического «я» в «Раскованном голосе»[204];

и наступление завтрашнего дня – почти что библейского света – во исполнение брошенных кем-то слов «Итак, до завтра» во «Встрече»[205]

.

а в поздних – откровенно цитатные евангельские чудеса: наказание бесплодной смоковницы Христом в «Чуде», и предсказание им своей судьбы: «Я в гроб сойду и в третий день восстану» в «Рождественской звезде»; и сходные ситуации вне живаговского цикла (пророческий сон о собственных похоронах в «Августе»):

Мне снилось, что ко мне на проводыШли по лесу вы друг за дружкой <…>Был всеми ощутим физическиСпокойный голос чей-то рядом.То прежний голос мой провидческийЗвучал, не тронутый распадом…

Мотив чудесно сбывающихся слов, мыслей, звуков – естественная черта пастернаковского поэтического мира, где нематериальные сущности охотно перемешиваются с физической реальностью, воплощаются в ней, трутся о ее локоть, окунаются в бурьян и т. п. Ср. в раннем отрывке:

Я тоже любил, и дыханьеБессонницы раннею раньюИз парка спускалось в овраг, и впотьмахВыпархивало на архипелагПолян, утопавших в лохматом тумане <…>И тут тяжелел обожанья размах <…>

И бухался в воздух, и падал в ознобе,И располагался росой на полях.(Я тоже любил, и дыханье…»)

а в нашей поэме:

Мы были музыкою мысли,Наружно сохранявшей ход,Но в стужу превращавшей в ледЗаслякоченный черный ход;Я помню, говорок егоПронзил мне искрами загривок,Как шорох молньи шаровой;Слова могли быть о мазуте,Но корпуса его изгибДышал полетом голой сути

,Прорвавшей глупый слой лузги;Он управлял теченьем мыслейИ только потому страной.

Контрастом к таким верным словам служат неадекватные – неистинные, несбывающиеся, вредные:

И зимний день в канве ветвейКончался, по обыкновенью,Не сам собою, но в ответНа поученье.B то мгновеньеМоралью в сказочной канвеКазалась сказка про конвент.Про то, что гения горячкаЦемента крепче и белей.

[журнальный вариант]: