Энергия наших мыслей

Подъем проходил в горах Кавказа при хорошей ясной погоде, и где-то в десять часов утра мы уже стояли на самой вершине. Настроение было отличное, погода великолепная: под лучами яркого солнца окружающие вершины сверкали, словно хрустальные пирамиды. Лишь кое-где черными зеркалами нависали мрачные скальные бастионы. Стояла поздняя весна, и все склоны вокруг были еще покрыты толстым слоем снега. Полюбовавшись открывающимися перспективами, мы двинулись вниз. Спуск проходил по широкому снежному гребню, который выводил к краю стены, откуда начинался длинный ледовый кулуар, выводящий на нижний ледник. Мы прошли по гребню и уже готовы были войти в кулуар, когда вдруг у меня возникло необъяснимое желание и я воскликнул: “Ребята, давайте-ка мы тут посидим, посмотрим вокруг, попьем чаю”.

Не знаю, почему я это сказал? Это было не очень принято. В наших группах была система, что на восхождении нельзя понапрасну терять ни одного часа. Вышел наверх, огляделся — и вниз, в лагерь, готовиться к следующему восхождению. Но времени было еще достаточно, поэтому моя идея, после некоторых обсуждений, была принята. Мы уселись на гребне, сняли ботинки, развели примус и стали топить воду из кусков льда, отломанных от ближайшего ледового уступа. Через час все разнежились на солнце, и никому не хотелось двигаться, хотя было понятно, что все равно придется уходить.

Вдруг мы услышали какой-то низкий звук в атмосфере. Это был глубокий низкий тон. Казалось, он был везде и проникал до самой глубины человеческого существа. Мы все привстали, с тревогой озираясь вокруг. И тут нас бросила на землю воздушная волна. Мы были оглушены грохотом. Кулуар, по которому мы должны были спускаться, рухнул как единое целое и пошел вниз. Снежный покров лопнул в самой верхней части кулуара, и постепенно, набирая силу, огромная ледовая лавина с колоссальным грохотом понеслась вниз. Мы сверху наблюдали, как она выкатилась на несколько сотен метров на ледник. После нее в кулуаре остались практически голые камни. Никто не произнес ни слова. Было понятно, что если бы мы не стали пить чай, то в этот момент находились бы как раз на середине кулуара.

Впоследствии интуитивное чувство гор не раз помогало мне не просто добиваться успехов в альпинизме, но и просто выжить. А в дальнейшем это чувство стало основой всей жизни и всей работы.

НЕПОЗНАННОЕ

Мое знакомство с нетрадиционными науками началось в конце 70-х годов. Я работал на кафедре физической электроники Ленинградского Политехнического института и учился там же в аспирантуре. Тема моей работы была глубоко академична: “Изменение работы выхода поликристаллического вольфрама при двухкомпонентной адсорбции электроположительных элементов”. За несколько лет после окончания института я построил экспериментальную установку с неплохими по тем временам параметрами, опубликовал несколько статей и уверенно продвигался к защите диссертации. Впереди ожидала спокойная преподавательская работа и неторопливая научная деятельность.

Когда заходит речь об ученых и о научной работе, в воображении большинства встает образ некоторого “ученого мужа”, просиживающего целые дни у своих установок и периодически совершающего переворачивающие мир открытия. На деле действительно интересные и оригинальные идеи — это удел единиц, а подавляющее большинство научных работников занимаются скучной рутинной работой, сотни раз получая одни и те же кривые, исписывая десятки страниц уравнениями и просиживая дни, уставившись в экран компьютера. В лучшем случае это дает подтверждение чьей-то высказанной ранее идеи, в худшем — “отрицательный результат — тоже результат”. Из сотен тысяч научных работников только несколько получают Нобелевские премии. Однако даже эта рутинная работа требует огромных знаний, напряжения ума и дает редкие моменты прозрений, приносящие глубокое удовлетворение и особый род интеллектуального удовольствия.

Итак, я спокойно работал, и, глядя со стороны, можно было предположить, что все замечательно. Однако, как это часто бывает, “в тихом омуте черти водятся”. Так и в моей душе назревало недовольство. Спокойная рутинная работа с заранее, на годы вперед, расписанным планом плохо соответствовала моему темпераменту. И было еще одно обстоятельство, которое создавало внутреннее напряжение и недовольство. Читая красивые иностранные журналы типа “Surface Science” и “Physical Review”, я каждый раз страдал от несоответствия западного научного уровня и нашего советского. Там уже в полном ходу были компьютерные технологии и современные методы обработки данных, любой научный центр мог заказать самую последнюю аппаратуру, у нас же об этом не приходилось даже мечтать. Возникало опасение, что вся та работа, на которую я трачу столько сил и времени, может быть выполнена на Западе в значительно более короткие сроки на гораздо более высоком уровне. Однако эти опасения были только легкими облачками, до поры до времени не сильно портившими ясную картину моей научной деятельности.