Энергия подвластна нам (журнальный вариант)

«Николай Сергеевич… был тяжело болен опасность жизни миновала прогноз положительный тчк Необходим немедленный приезд близкого для выяснения причин серьезной болезни — Станишевский».

Едва заметен толчок. Колеса, оторвавшись днем от земли в Европе, вечером вновь касаются ее в Азии.

ПО СЛЕДУ

1

Павел Владиславович Станишевский был человеком весьма настойчивым, подвижным, очень деятельным. Интересовавшая его проблема не давала ему ни минуты покоя — или, если угодно, он не давал ей покоя, — до момента полного удовлетворения неугомонной любознательности.

Впрочем, Павел Владиславович вносил тот же скорый темп и неукоснительную требовательность и в дела административные — клиники Обского мединститута. Признаемся, что он порой и тормошил людей больше, чем нужно, и шел на разные хитрости для достижения цели. Особенную маневренность он проявлял при наличии сопротивления.

В нарушение основных законов физики, его действия явно превосходили противодействия. В ход шли обходы, охваты, клещи, прорыв в тыл и глубокие рейды. Устроив противнику — больному, коллеге, местным организациям, министерству — Канны, да что. Канны — мелочь, ему удавались и Сталинграды, Павел Владиславович торжествовал и умел так добродушно разоблачить сам свои «интриги», что на него в большинстве случаев особенно и не обижались. Победитель, он объяснялся начистоту:

— Чувствую себя весьма виноватым. Повинную голову и меч не сечет. Дело было совсем без движения, теперь вы сами убедились, результат отличный.

Недоброжелатели и враги называли его иезуитом. Доля правды, как в каждой кличке, в этом была — по проявлениям ловкости и настойчивости. В своей сущности Павел Владиславович был вежлив и внутренне, не только наружно. Мастерски обыграв противника, он начинал чувствовать себя виноватым. Отсюда потребность в повинных излияниях, что далеко не всегда уместно и нужно. Недаром и справедливо раздражался после очередной «победы» один из его ассистентов, близкий друг и помощник: «опять извиняться будет, неисправим»…

2

Аэродром в Обске расположен на левом берегу реки. В сумерках двое прибывших с ховановским самолетом пассажиров переправились на речном трамвае в город.

Степная река бурливыми водоворотами несла в низких берегах желтоватую мутную воду. Август, а вода стоит высоко. Истоки реки питаются на далеком хребте каскадами глетчеров и, парадокс, река сохраняет горный режим в длинной, голой степи, завися от летнего таяния дальних вечных льдов.

Город на правом берегу. Наш обыкновенный город, несколько высших учебных заведений, десятки средних школ, несколько мощных заводов, несколько сот тысяч жителей и ни одного безработного.

Алексей Федорович простился со своим случайным знакомым у двери номера в новой, четырехэтажной гостинице. Молодой человек сумел не расспрашивать Алексея Федоровича о его дальнейших планах, за что, про себя, тот ему приписал в аттестат:

— Не так уже навязчив, каким кажется по первому впечатлению…

А Толечка чувствовал себя, как гончая, ветер случайно приносит смутный, но интересный запах. Собака принюхивается, соображая, а не пойти ли по следу. Толя начал кое-что сопоставлять. Школа!

На следующий день утром, идя в Обский медицинский институт узнать о месте возможной встречи со Станишевским, Алексей Федорович, кажется, видел мелькнувшую фигуру молодого инженера Заклинкина.

Швейцар института, внимательно и солидно выслушав Алексея Федоровича, сообщил:

— Павел Владиславович у себя наверху. Потом они собираются в клинику. Сейчас они очень заняты. Вы их здесь обождите, они здесь пройдут, — Манеры Станишевского влияли и на младший персонал.

Алексей Федорович спросил, нет ли возможности доложить и, на вопрос швейцара, назвал фамилию. Швейцары учебных заведений хоть и «простые» люди, но они слышат, читают, обсуждают, как и прочие наши простые люди… Услышав имя, почтенный человек стал вдвое солиднее: «Я сейчас доложу». — в бойко пустился по лестнице, на втором шаге потеряв большую долю своего величия. Алексей Федорович шел за ним. Швейцар стукнул в дверь с надписью «Директор…» и, не дожидаясь ответа, открыл:

— Павел Владиславович, к вам из Москвы…

Услышав фамилию, Станишевский бросил бывшим у него заведующему хозяйством и коменданту зданий:

— Прошу покорнейше извинить, не имею возможности, окончим потом… — был жаркий разговор об ускорении ремонта, учебный год на носу, — и очутился у двери:

— Алексей Федорович! — они встречались два-три раза на съездах в Москве, — я бесконечно виноват за беспокойство. Моя телеграмма мучает меня целые сутки. Я думал о приезде кого-нибудь из товарищей вашего брата… Если бы я знал, что это вас так обеспокоит… Но я положительно счастлив вашему приезду!

3

Слушая Павла Владиславовича, Алексей Федорович улыбался без признаков неудовольствия. Они сели. Станишевский продолжал:

— Во-первых, милейший ваш брат, Николай Сергеевич, здоров, рецидивов не опасаюсь. Скоро мы ему позволим возобновить истребление уток, гусей и прочих… во-вторых, главное. В главном прошу извинить мне мое многословие…