В жизни чувству вечно что-то мешает, в реальности к нему вечно что-то примешивается. А тут разум спит, понимаешь. И ничего тут нет, кроме реализованной способности ощущать максимум такого чувства.
ТЯГА К РАЗРУШЕНИЮ. Вам знакомо чувство, когда любуешься искристо-голубой белизной свежего снежного покрова, и жалко ступить на него, нарушить нетронутую красоту — и одновременно что-то подмывает прошагать, проложить цепочку своих следов, протоптать, испортить, нарушить?
Это — то же стремление к действию. Красота, совершенство, лучше некуда… А ощущение твое — изменить окружающую действительность!
Вот мальчишки с садистским азартом крушат песчаные замки, построенные девочками. Агрессивное мужское начало? Уведите девочек домой. Пусть мальчики сами построят дивные замки. Построили — что дальше? Купаться пора, или обедать идти. Оставить замок? Можно… А если кто-то другой его порушит? И вообще что с ним дальше делать! Первый пинок — даже жалко… э, ур-ра: ломай! И жалко — а охота…
Этот снег, этот замок — из самых изначальных и общих форм потребности изменять действительность.
ТЯГА К КАТАСТРОФАМ. В чем притягательность картин грандиозных катастроф и даже известий о них? (Опять же — Голливуд это давно знает, даже отдельный жанр давно возник — фильмы катастроф.)
Слышит человек, что извержение вулкана ужасное, масса народу погибло. Либо лайнер утонул, самолет упал, землетрясение целый город снесло.
Как он реагирует? Ужасается, причем в основном напоказ, если там никого из его друзей-близких не было. Жадно интересуется подробностями, а журналисты их знай выдают, накручивают. И даже хороший человек, сочувствуя, горюя, вещи и деньги жертвуя пострадавшим — а все равно испытывает где-то в глубине души странноватое такое для себя, с оттенком нехорошести, порочности, чувство удовлетворения от того, что это произошло. Какой-то странный оттенок удовольствия испытывает.
Психологи говорят: это удовольствие от собственной комфортной безопасности, тем ее сильнее ощутил и оценил. Оно и так, да отнюдь не только это. Ну, говорят, еще тут может быть зерно агрессивности, мизантропии, тяги к разрушениям, которая сидит в подсознании (или в сознании, у кого как, мол) у каждого.
И что, понимаешь, это за тяга такая, откуда, зачем? Человек ведь, понимаешь, по натуре созидатель, нет?
Это, дорогие мои, та самая тяга к максимальным действиям. Если один человек погиб — к этому мы привыкли, статистику знаем, он нам никто — и ладно, у нас своя жизнь. А если сто тысяч — ого! это событие грандиозное, как там все случилось? Зачем тебе подробности, какая тебе разница? ан нет, хочется все подробнее себе представлять — и ужасаться, вот тянет нас ужасаться. (Есть и такой жанр, фильм ужасов.)
А уж если пожар в городе — толпа народу сбегается смотреть. На что?! Пожарные жизнью рискуют, добро пропадает — а народ смотрит, и не со скорбью, а — завороженно. Как писал О. Генри: «Пошли и мы с Энди полюбоваться зрелищем». Хибара — ерунда, а вот если небоскреб пылает — это да! глаз не оторвать.
Шо ж мы с вами такие падлы?.. Извращенцы все, что ли?
Слуушайте. В Дрездене в 45-м погибло при бомбежке больше народу, чем в Хиросиме. Почему же так ужасает — и манит жутью! — зрелище атомного взрыва, этот гигантский гриб до стратосферы? А вот — ты подай нам грандиозные зрелища. То есть — крупные, большие события. Вот нужны они человеку, и все.
Удовлетворение — оттого, что: я в жизни и это видел, и это пережил, и это при мне произошло, полнее моя личная жизнь от этого.
Закон тяги к максимальным действиям.
ЗРЕЛИЩА ПРИРОДЫ. Давно сказано: ни на что не хочется смотреть так долго, как на огонь горящий, воду текущую и облака плывущие.
Почему?
Непрерывное и грандиозное действие.
Недосягаемо высоко в небе гигантские облака, величественное движение, грандиозная картина!
Река течет — вечно, из-за горизонта и за горизонт.
А море? Огромное, безбрежное, бездонное. И бесконечно волны плещут, поверхность меняется.
А закат? Все краски, вся картина природы меняется на глазах.
Завораживает человека грандиозность, манит, притягивает; впечатляет. Эстетика-то эстетикой, ан какие массы, какие силы, какая энергия в этом всем, объемы какие! Эстетика-то в том, что человек всегда найдет красоту в том, к чему его тянет без всякой «пользы» и видимого смысла и что непосредственно впечатляет его чувства.