Энгус: первый воин

Мы праздновали победу, проводя время в многочисленных пирах. Альфред был счастлив, что все постарались поскорее забыть те времена, когда он, одинокий и всеми покинутый, теряя мужество, бродил по болотам Суморсета. К всеобщей радости не было недостатка и в эле. Что же касается Гутрума, то я не спускал с него глаз, ища хотя бы малейшего признака обмана и лукавства, которые должны были скрываться за столь стремительным обращением. Я совершенно не доверял ему, поскольку понимал, что он принял христианство, не имея иного выбора. Но я заметил, что и он, подобно мне, находил положение, в котором оказался, весьма странным. Он вообще был человеком странным, и наружность его изобличала угнетенность и подавленность. Когда Альфред смотрел на него, не скрывая своего счастья, Гутрум только еще ниже опускал голову и словно стыдился такого отношения короля. Несмотря на откровенность и доброту, которую Альфред выказывал норманну после крещения, Гутрум, казалось, понимал высоту и величие своего победителя, и порой я начинал верить, что эта собака и впрямь тронута, что его изменило великодушие Альфреда.

Несколько дней спустя я начал готовиться к отъезду, но Альфред неожиданно вызвал меня. Выглядел он несколько встревоженным и сообщил, что прошлой ночью его посетил некий отшельник, пришедший издалека. Он проводил дни на острове Ионы, в древнем монастыре королевства Уэльс.

— Этот святой человек, Энгус, произвел на меня сильнейшее впечатление. Он сказал, что знает о твоем присутствии здесь, в южной Британии, и просил, чтобы ты подождал с отъездом всего на один день. Он хочет переговорить с тобой.

— Но о чем ему говорить со мной? — удивился я.

— Он утверждает, что встреча очень важна для всех, и судя по тому, как он об этом говорит, я понял, что ты действительно должен встретиться с ним.

Я подумал, что все это крайне странно, но поскольку отшельник обещал появиться на следующий день, то решил остаться и посмотреть, что из этого выйдет. Конечно, задержка немного злила меня, поскольку я действительно торопился с отъездом — я слишком долго находился вдали от Гвинет и теперь жаждал вернуться в Кайр Гвент как можно скорее.

На следующий день, несмотря на то, что стояло уже начало весны, подул пронизывающий холодный ветер. Отлично выспавшись, я окунул голову в чан с ледяной водой и как следует умылся. Будущее теперь казалось мне долгим отдыхом, который уже начался. Я вышел через ворота на равнину и посмотрел на горизонт. Моя жизнь отныне находилась только в моих собственных руках. Я блаженно потянулся и сладко зевнул. Неподалеку от покоев крепко спали мои воины. «Они спят как должно, — подумал я, — зачем же я проснулся так рано?». Я поднялся на стену и опять посмотрел вокруг, наслаждаясь открывшимся мне видом благословенного острова Британия, так долго пребывавшего в кровавом кошмаре. Утро стояло удивительное, и даже порывы холодного ветра казались мне поцелуями.

Неожиданно на горизонте я увидел фигуру человека, одетого в белую рясу. Скорее всего, это был старик. Кто знает, а вдруг это и есть тот самый монах, о котором вчера рассказывал король. Монах… Или нет, отшельник… Да-да, отшельник. Честно говоря, вчера я так устал, что толком даже не обратил внимания на подробности, — да и не хотел, поскольку вся эта ситуация с задержкой отъезда мне не понравилась. Но человек все приближался, и мне стало немного не по себе от его одинокой фигуры, напомнившей привидение. Я видел белоснежную бороду, почти сливавшуюся с одеждой, огромный капюшон, откинутый за спину. Вот я уже ясно различал, что это глубокий старик с длинной бородой и волосами. Он совсем не походил на монахов, которых я видел в монастыре у Ненниуса. Белые развевающиеся одежды придавали ему сходство с призраком — а там монахи всегда носили черное. Словом, я с любопытством ощутил в себе страх перед таинственным человеком или призраком, неумолимо приближавшимся ко мне… «А вдруг это потерянная душа, явившаяся для того, чтобы похитить меня и унести в ад», — со смехом продолжал мысленно пугать себя я, ведь так приятно позабавиться, когда тебя окружают утренние туманы или ночные тени, и ты уже не пугливый ребенок, а взрослый воин, хорошо знающий силу своих рук. Я вспомнил, что ребенком всегда радовался, когда на меня налетали гуси, ибо воображал себе их какими-то морскими или болотными чудищами, таинственными существами небес и земли, вроде драконов из историй, что рассказывали барды в Кайте. И мне было интересно представлять, как мы все побежим от них и станем прятаться… А потом я вспомнил и своих товарищей по играм, и норманнские сказки, которые слышал от отца, и кельтские легенды матери…

Но вымыслы хороши для детей. Слишком скоро я увидел, как все мои детские фантазии оказались растоптаны жестокостью и алчностью взрослых.