Хагарт успел предупредить меня вовремя, поскольку прямо на меня несся один из комитатусов Ситрика, целясь длинным копьем. Хагарт, бывший тоже верхом, кинулся наперерез, и от столкновения оба всадника полетели с коней. Но Хагарт вскочил мгновенно и убил еще двух опытных воинов личной охраны Айвара, пока я приготовился к нападению следующих двух. Они были верховыми, а я стоял на земле, скользкой от крови. Вероятно, это убедило их, что я представляю для них легкую добычу. Но едва они приблизились, я вскочил на небольшое возвышение рядом, а оттуда прыгнул как раз между двумя лошадьми, держа в руках и топор, и меч. Лошади мчались рядом параллельно друг другу, и потому всадники с длинными пиками не могли быстро развернуть ко мне свое оружие, я же насытил свое еще двумя смертями.
Затем, бросив косой взгляд вправо, я увидел Ситрика, который вне себя от ярости несся ко мне, но не верхом, а пешим. В руке у него сверкала пика одного из комитатусов. Я мгновенно встал в нужную позицию и принялся вращать мечом, используя прием Оуена и целясь в плечо врага.
Но Ситрика не волновали ни честь, ни слава воина. Он был королевским сыном, одетым в мавританские шелка и в мягкую выделанную кожу убитых рабов, и пока я учился, он никогда не заботился о том, чтобы уметь защитить себя, ибо всегда находился под охраной своих комитатусов. Мой меч сделал круг и опустился на врага со свистом. Удар оказался столь силен, что я так и не смог вытащить меч из тела Ситрика.
Тем временем Мьюредах вел своих людей в прорубленный нами проход, и они уже уничтожили целое подразделение отряда Айвара. Чувствуя подступающую усталость, я оглянулся на поле битвы. Шум ее начинал затухать, и над полем стояло уже скорее эхо битвы… Из этой прострации меня вывел все тот же Хагарт.
— Морской Волк улыбается тебе, Энгус, — где бы он теперь ни был.
Услышав имя отца, я вспомнил обо всех страданиях, которые принесли эти два ублюдка, отец и сын, гордому народу Британии. Тогда я отрезал голову Ситрика и поднял ее высоко, чтобы он своими мертвыми глазами посмотрел на позор его народа. А потом я швырнул голову на тело Айвара.
После этого я крепко обнял Хагарта: в конце концов, мы оба добились этой победы.
Войско союза королей Эрина уже заняло весь Дублин и полностью владело положением. Олаф Белый Человек был мертв, а его могущественная армия полностью уничтожена доблестными воинами великого короля Эдха. Первым делом мы выпустили на волю тысячи рабов, пиктов из Далрайаты и бретонцев из Уэльса; все они были измождены до предела и походили на землю, которая давно не видела дождей. Рабов оказалось неимоверное количество, и я приказал освободить всех до единого.
Вождь союза и великий король вступил в город подлинным триумфатором, и я с радостью смотрел на его колоссальную, отлично выученную армию. Четыре других короля важно ехали рядом, и все расступались, давая им дорогу.
— Кто этот человек, что велел освободить всех рабов? — спросил Эдх.
— Вот этот человек, мой господин… — И Бран поспешил представить меня королям, орлиным глазом выхватив из толпы.
— А кто убил Айвара и его проклятого выродка? — снова торжественно, как и подобает королям, вопросил Эдх.
Бран отвечал, а Оуен буквально поднял меня на руках через толпу, чтобы поставить под ясные очи Эдха:
— Это он же, мой господин.
— Один и тот же? — в словах благородного правителя послышались удивление и недоверие одновременно.
— Но кто же ты, благородный воин? — обратился он ко мне, и это обращение ударило мне прямо в душу, ибо в первый раз меня публично назвали воином — званием, о котором я мечтал с детства. А во-вторых, прозвучало обращение «благородный» из уст самого короля! Я пал на колени. Память о благородной душе старого Ненниуса пронеслась в моем сердце, и я заговорил:
— Я ничто, господин мой… Я восхищаюсь вашей добротой, мой король, но такого обращения я, право же, не заслужил, — с такими словами я опустил глаза перед этим подлинным королем, чье благородство являлось Божиим благословением на Земле, каплей Его справедливости, влитой в земного человека, истинно понимавшего, что такое равенство и любовь.
— Встань, воин, сейчас не время лежать у моих ног, ибо в битве мы все равны и все братья! Скажи мне твое имя, воин!
— Энгус МакЛахлан, мой господин, — ответил я, назвавшись именем матери, ибо больше я не принадлежал к племени норманнов.
— МакЛахлан? — повторил король, задумавшись. — Это имя не чуждо моему слуху, воин. Но в любом случае я хочу, чтобы оно навеки запечатлелось в памяти Эрина, и потому дарю всех освобожденных рабов тебе, чтобы ты дал им свободу официально, несмотря на то, что уже сделал это в порыве, разом прекратив их мучения.
Я поднял глаза, воздел меч, вонзил его в землю и, склонившись над рукоятью меча, выступавшей над землей подобно кресту, громко сказал:
— Пусть Господь, наш Отец и Творец, который создал людей свободными, вернет свободу тем, кто ее заслужил, через скромные грубые руки простого воина, истинного слуги Божия.
С этого момента все рабы вновь стали свободными.