Энигматист <Дело о Божьей Матери>

Собственно, именно это событие и послужило поводом для сегодняшнего похода в только что открывшийся ресторан греческой кухни под названием «Итака». По слухам, в этом концептуальном заведении гостям, по примеру древних, полагалось возлежать на специальных ложах.

— Мне не терпится поделиться с вами новостями, — признался Глеб, откидываясь в положение, более подходящее для сна, чем для трапезы.

Заказав еды и по бокалу вина, они с хохотом выпили за пусть не очень удачную, но все же смелую попытку реконструкции античного застолья. Глеб в нетерпении принялся подробно пересказывать коллеге разговор с реставратором. Буре слушал с большим вниманием, изредка задавая вопросы или вставляя комментарии.

— Одурманивающий эффект? Кто бы мог подумать.

— Да, похоже, икону снабдили чем-то вроде системы защиты от взлома. Только через полторы тысячи лет ее действие несколько ослабло.

— Н-да. Византийские штучки.

— Это еще не все. — Глеб развернул полученную от реставратора фотографию. — По словам Лягина, изображение на спрятанной под воском тряпице очень напоминает картинку, которую они в свое время получили при рентгеновском сканировании.

Буре нацепил очки и склонился над снимком.

— Мне кажется, я могу различить центральную фигуру и еще несколько вокруг.

— И что это, по-вашему?

Борис Михайлович повертел снимок в руках, рассматривая его под разными углами.

— Хм, похоже на Иисуса с апостолами.

— Христос? Но тогда почему его замазали?

Профессор затеребил изящно стриженную клинышком бородку, что было верным признаком волнения.

— Есть у меня на этот счет одно соображеньице.

Сняв очки и воспользовавшись ими наподобие лупы, Буре стал пристально разглядывать какой-то фрагмент изображения.

— А что, если это древняя икона-апокриф? — взволнованно предположил он.

— Но в чем может заключаться ее апокрифичность?

Хитро прищурившись, профессор пожал плечами:

— Мы можем лишь строить гипотезы.

— Какие, например?

— Ну вот так навскидку предположу, что на иконе может быть изображено не совсем каноническое число апостолов.

Вновь склонившись над фото, Буре вскоре опять принялся почесывать бородку.

— А может быть, цвет кожи Христа? Только представьте, какой бы это вызвало резонанс, — заговорщицким тоном предположил профессор. — Да, батенька, вам предстоит раскусить прелюбопытнейшую загадку, ничего не скажешь. — Оставив наконец бороду в покое, Борис Михайлович переключился на узел своего галстука-«аскота». — Помните перекочевавшее в латынь греческое слово «энигматист»?

Глеб кивнул:

— Разумеется. Так называли того, кто либо загадывает, либо разгадывает загадки.

— Совершенно верно. Так вот, мой друг, отныне в связи со всей этой более чем запутанной историей с похищенными иконами, думаю, будет вполне справедливо величать этим древним словом вас.

— Энигматист, говорите? Хм, почему бы и нет. Я ведь обожаю всякие загадки да головоломки.

— И не вы один, — со значением констатировал профессор, точными, выверенными движениями разделывая рыбу.

Клятвенно пообещав держать Бориса Михайловича в курсе любых новостей касательно исчезнувших икон, Глеб тоже взялся за вилку и нож.

Меню, несмотря на античный антураж заведения, как ни странно, оказалось довольно современным, что, несомненно, стоило бы отнести к недоработкам учредителей. Стольцев и Буре, одинаково помешанные на изучении рецептов древней кухни — увлечении, которое они промеж собой называли палеокулинарией, — уже бывали в парочке мест, где можно было не только погрузиться в античную атмосферу, но и отведать соответствующие блюда.

Борис Михайлович наиболее любопытным из подобных заведений назвал афинский «Археон-Гевсис», где помимо сидячих мест тоже имелся зал для еды лежа. Но главной достопримечательностью этого ресторана он считал отменную еду.

Глеб, в свою очередь, припомнил римский ресторан, предлагавший банкетное обслуживание, имитирующее древнеримские пиры. Как-то по окончании симпозиума организаторы пригласили его на тематическую вечеринку, где накрытые среди величественных римских развалин столы ломились от любимых яств Цезаря, Катона и Ювенала. И хотя далеко не все археоблюда имели изысканный с современной точки зрения вкус, тот пир остался в памяти Глеба одним из самых любопытных застолий из всех, что ему удалось когда-либо посетить.

Впрочем, что в Риме, что в Афинах меню было порядком «причесано» в соответствии как с гастрономическими, так и этическими воззрениями сегодняшнего дня. Буре же и Стольцев, напротив, были ярыми поборниками чистоты жанра и пытались в домашних условиях экспериментальным путем воссоздать как можно более аутентичные рецепты. А ведь не каждый, кто вступал на шаткую стезю палеокулинарии, был способен дойти до конца. Часть заветов, оставшихся нам от античных поваров, выглядели как минимум спорными и отдавали кулинарным экстремизмом. Взять хотя бы жареные соловьиные языки или запеченные вульвы свиньи.

В доказательство своего умозрительного тезиса Глеб мысленно разложил запеченные вульвы по тарелкам. Как и следовало ожидать, вышло не особенно аппетитно.