Енисей наш батюшка

Верховье Енисея, где сливается Бий-хэм и Каа-Хэм в великую реку Улуг-Хэм, я увидел уже взрослым. Было мне 18, и уехал я в свою первую экспедицию, чтоб остаться в этих горах надолго. Слияние двух речек и рождение великой реки, которая потом пронесёт свои чистые воды через Саянские хребты, в тот год не произвело большого впечатления. Следующая экспедиция на Большие Уры была совершенно другой. Енисей ещё не был скован плотиной. В этих местах я пробыл два полевых сезона. Спокойный Ус, который бежит с Восточного Саяна и только в дожди поднимается, заполняя берега водой таёжных верховых болот. Жёсткие в своём беге Кентигир и Голая, которые весело перескакивают по камням кристальными струями и вдруг…

В самую жару начинают таять ледники из-под горных высей, и речки эти наполняются ледяной талой водой, несутся сминая всё на своём пути. В такой период и Енисей становится чёрным и бурливым, заполняет все перекаты, скрывает пороги, прячет валуны и камни. Он бешено несётся в горных ущельях, становится страшен своей непредсказуемостью. Редко кто в этот период рискнёт выйти на моторке на такую стремнину. По рации на все кордоны по Енисею передали, что утонул ребёнок, унесло течением. Мы решились на выход, с час крутились по порогам вверх в надежде увидеть тело. Не нашли, вернулись, Енисей забрал себе.

Енисей в Западном Саяне протекает скальными ущельями, только иногда выкатываясь на широкие поляны, которых немного – долина Уса да плёсы перед Карловым Створом. Створом, в котором поставили плотину ГЭС. Ширина этого ущелья от самого устья Хемчика до устья Уса всего несколько сот метров, и только маленькие галечные плёсы дают возможность кое-где поставить жильё. Редкие тувинские юрты скотоводов и охотников, два два-три дома кордонов. Старообрядцы в таких местах не селились, им нужны были пахотные угодья и широкие лога для покосов и пасек. Кержацие посёлки ближе к Хакасии и Минусинской котловине, а здесь дикие места. Чудо дикой природы, скалы, ниспадающие с большой высоты в реку, сибирские козлы, скачущие по отвесным скалам, да лиственичные узкие лога, резко уходящие к облакам. Смесь серо-чёрного базальтового камня и сочной зелени лиственичной хвои, серые и белые камушки галечных пляжей, синь неба. Такие картины завораживают и врезаются в память надолго. А если весь полевой сезон меряешь своими шагами эту тайгу, то она становится родной на всю оставшуюся жизнь.

Когда смотришь старые фотографии ударной всесоюзной стройки, которую видел своими глазами, иногда попадаются пафосные снимки – «Мы тебя покорим, Енисей!». Я не верил в возможность покорения великой реки. Енисей так и остался взнузданным, но не покорённым, и иногда показывает свой норов, когда люди забывают об уважении к нему. А багульник на склонах так же продолжает цвести в то время, которое выберет сам. И глухая тайга, и серые скалы, и синяя вода раскрашиваются отблесками этого лилового света.

Всё детство провел в среднем течении реки, каждую навигацию проходил на теплоходе от города до деревни. Каждый год мог наблюдать, как Енисей проталкивается сквозь скалистые склоны, перепрыгивает пороги у Казачинского, постепенно раздвигает берега. После Ангарской стрелки река становится широкой. Поженившись с дочерью Байкала Енисей, как всякий взрослый мужик становится степенным. Но эта степенность не закрывает всей мощи реки, а только добавляет ощущения величия. Для всех чалдонов Енисей – основа жизни, царь и бог этого края. У нашей деревни ширина реки в весеннее половодье до 2,5 км, ну а летом чуть меньше. По правому берегу всё ещё попадаются «кармакулы», выходы скальных пород, но все реже.

После Ярцева начинаются широкие плёсы, а тайга по берегам становится всё темнее и дичее. Мощное тело реки несёт теплоход, и такое ощущение, что зазевайся чуть капитан и всё. Река унесёт судно по своему усмотрению. И это ощущение не обманчивое, все речники это знают. Ворогово стоит на высоком яру, но каждую весну в половодье Енисей достаёт человека и там. Широкие Вороговские плёсы резко сходятся в горло Осиновского порога. «Караблик, Барочка – два островка». Два островка по руслу и множество камней. Теплоход вдруг вовлекает в сильную струю и несёт в это горло. Дрожь по корпусу, телеграф звякнул машинам средний ход. Экономия мощи дизелей для того, чтобы в критический момент можно было добавить хода и выровняться. Островки с хвойным чернолесьем, украшенные поросшими мохом камнями тёмно-красными камнями, проносятся почти рядом с бортом. Кажется, протяни руку и достанешь, а судно на хорошем ходу уже выходит в спокойную воду.