Енисейские очерки

В каждый прилет Отца Александра в Бахту служатся ежедневные службы, и они стоят, конечно, особого разговора, как и та атмосфера, которую батюшка сумел создать во время своих прилетов. Он так поразил и зажег нас своим горением, что больше всего хочется не уронить ту высокую и трепетную ноту, которую он задает нам во время богослужений. Даже маловерующих завораживает его мощный голос, и то, как отчетливо и понятно звучат слова молитв, и как священная глубина содержания и молитвенный напев образуют единое целое. Как благодарно и соборно откликается души прихожан! И как старательно учится молодой, неопытный еще клирос. Батюшка говорит, что в городах не встречал такой искренней, благодарной атмосферы, такой душевной ответности. «Только в дальних уголках такое бывает…».

Хотя таинство Крещения проходят и мужчины, и женщины, пока главные участники служб все-таки женщины. Стоят рядком, в платочках, в калошках, с опущенными трудовыми красными руками. И в общей молитве такой великой красотой светятся эти изможденные лица, обветренные и иссушенный морозом и солнцем. А какими широко открытыми глазами смотрят детишки, как подшептывают молитву, сжимая в ручонках пылающую свечку.

Мужики вообще трудно в церковь ходят. Некоторые не одобряют, считают это чем-то постыдным. Другие одобряют, но разумам и издали. Стесняются, хотя именно мужское дело в главном верховодить, будь то семья, политика, а уж и вера тем паче… Нет. Стыдятся, как проявления слабости, мол, как же так, мы охотники-промысловики, терпеливые, трудолюбивые, крепкие, сильные… а тут колени преклонить? И не подозревают о могучих крыльях веры, и о том, как организует она душу, как послушно выстраивает мир, и встает в нем все на свои места. Как наполняет смыслом и стройностью, и какой одаривает ответственностью, когда оказывается, что все вопросы, что ты задаешь другим, в первую очередь к тебе самому относятся. Но Отец Александр не отчаивается — всему свое время — и только говорит сомневающимся:

— Если бы Бога не было, зло давно бы победило.

Потому что знает: впереди тяжелейшая работа — заново нести Веру Православную на родную землю.

Сейчас вовсю лед идет по Батюшке-Енисею. Народ на угоре с утра до ночи: «Чо вода-то делат? Опеть прибыват?» А вдруг затор, вдруг подтопит, лед-то вон какой крепкий после морозной зимы. Так вот трудно и не с одной попытки, с десятой подвижки идет лед, но хоть и дует север с сухим колким снежком, уже не остановить ледоход. Так не остановить и нашу надежду на животворную силу земли русской и Божью благодать, что лъется с небес на нее, многострадальную, в награду за наши молитвы.

Девятнадцатого мая ждем двух первых рабочих: строителя и наладчика пилорамы… А давно в деревне стройки не было.

ДНЕВНИК ОХОТНИКА

(отрывок)

ДНЕВНИК 1992. Р. ТЫНЕП

9 окт. Вчера выехал с Молчановского в пол-десятого, долго грел мотор факелом, чистил ото льда карбюратор. Тут как назло убежал Алтус и я был вне себя, потому что несло шугу, как говорится, "мятиком" по всей Бахте и впереди была полная неизвестность — какая вода в Тынепе и как подымать на этой лодке шиверу в устье.

Я пристал повыше, залез в гору и нашел Алтуса с Пулей, лающих на белку. Потный и злой, я вернулся с ними к лодке и поехал к Тынепу, причем поминутно глох мотор и я все собирался пристать и почистить его, но в очередной раз заведя, надеялся что больше он не заглохнет и ехал дальше. Когда мотор глохнет в шуге, ты как бы не замечаешь, что тебя мчит течением назад, лишь в небольших водяных окнах меж зеленых льдин видно дно с мелькающими рыжими камнями. Погода была ясная, голубое небо и северный ветер, дующий в лицо.

Алтуса я посадил в лодку, чтоб больше не убегал, а Пулю пустил по берегу. Сначала она бежала, а потом вдруг я потерял ее из виду и навсегда, потому что не было времени ее искать.

Я подъехал к Тынепу. Шивера кипит и впечетляет своей мощью, но воды мало. Я оставил на берегу большую часть груза и поднял шиверу, причем мотор опять заглох, правда в неопасном месте возле берега. Тут я ему от души почистил карбюратор и он больше не глох. Потом я часа полтора или два таскал груз и жалел, что разгрузился. На этой лодке очень плохо ездить по порогам. У нее тупая обрезанная корма и она не развивает скорости из-за того что мотор хватает воздух. Кроме того она короткая, вообще маленькая и поэтому все время оказывается перегруженной.

Наконец я загрузился где-то в пол-четвертого и поехал вверх и эти мелкие места до порога дали мне прикурить. Два или три раза пришлось тащить лодку. Потом я поднял порог и поехал уже веселее, вспоминая слова Толяна, что после порога "уже дома будешь". Правда, было все равно очень мелко и я то и дело хрустел по дну "защитой". Было холодно, на прямом плесе дул встречный ветер и я так закоченел, что у меня стало ломить спину. При этом я чувствовал, что можно еще сильнее замерзнуть и все равно ничего не произойдет.