Эпифаня открывает двери

– Вещественное доказательство номер два! – Объявила прокурор, и все взгляды устремились на второй прозрачный пакет размером поменьше.

Внутри пакета красовались еле заметные рыжие волосы, закрученные в спиральки. За волосами шли еще два пакета – вещественное доказательство номер три и номер четыре. Ими оказался лоскут рубашки и почерневший от копоти фонарь. При виде клетчатого лоскута Эпифаня автоматически схватилась за плечо, там на ее рубашке виднелась грубая заплатка.

– Эти предметы рассматриваются, как доказательства в эпизоде с поджогом. – Поясняла прокурор. – Все они обнаружены в старом ливневом коллекторе и у люка, который вел в него из Сиротского Приюта. Как вы помните – приют сгорел в прошлом году. Как показало исследование, пожар начался из-за вот этого фонаря. Подсудимая, ты узнаешь эти предметы?

Острый, как булавка взгляд прокурора вцепился в плечо девочки и лишь потом нацелился ей в глаза.

Эпи узнала и кусок своей рубашки, что случайно оставила на одном из многочисленных гвоздей тайного прохода, и уж тем более свой фонарь.

– Да. Это мои вещи, – буркнула она себе под нос.

– И ты, конечно, в курсе, что эти вещи найдены возле очага возгорания?

– Ну,… Я точно не поджигала! Я не хотела…

Девочка почувствовала, что сидит на гвоздях. Притом на очень горячих. В ночь, когда приют охватило огнем, она прокрадывалась сквозь тоннель за город, чтобы заполучить там свой Радужный Клинок. После сражения с ожившим каменным троллем она вернулась через подземный тоннель назад. Но она могла поклясться, что фонарь она затушила и повесила на гвоздь! Или все же нет? Что, если фитилек в нем все еще горел, а гвоздь в стене был ненадежным? С того момента она успела убедить себя, что пожар был

таинственным проклятием тролля. Но убеждать в этом остальных – безумие. Ведь они даже тролля не видели.

– Так не хотела или все же подожгла? – Прокурор уже обратилась с этим вопросом ко всем. – Что скажет госпожа Ласка, директор Сиротского Приюта Ихс?

И из полумрака вырисовалась она – госпожа Ласка. От одного вида этой женщины Эпифаню передернуло холодной судорогой. Пожилая директриса приюта всегда смотрела на всех свысока, при этом являясь низкорослой. Две глубокие морщины, что начинались у ее носа и спускались вниз, делали ее рот и подбородок похожими на рот деревянной куклы чревовещателя. Ее мясистые щеки свисали вниз мешками. Половина лица была закрыта белой тканью, словно Ласка страдала флюсом.

– Это ее вещи. – Высокомерно заметила Ласка, и ее голос опять напомнил Эпи шипение змеи.

– Что вы скажете о своей бывшей подопечной? – поинтересовалась прокурор.

– Что можно о ней сказать? Сумбурная, неуравновешенная, бунтарка, ни во что не ставящая ни авторитет, ни дисциплину!

«Смотря, какой авторитет! Вы уж точно не авторитет!» – Громко подумала Эпи. Но сказать что-то про директрису вслух как всегда побоялась. Вместо этого она выдавила из себя нечто нечленораздельное, на что никто не отреагировал.

– Вы только посмотрите на это. – Продолжала Ласка, указывая на раскрытый чемодан, стоящий рядом со столиком с доказательствами. Внутри чемодана лежали книги принадлежащие Эпифане. – «Прикладная магия для чайников», «Как стать рыцарем?», «Список сказочных существ, которых вы никогда не видели»! Чушь и срам! Ни одной полезной книги! Не мудрено, что ее головка наполнена такой-то чепухой! Ведь здесь даже нет ни одной специализированной книги.

– Ни одной скучной книги, – робко пискнула Эпи, в попытке поправить директрису, но та наградила ее таким взглядом, что был не намного легче тяжелого сейфа, что упал бы ей на голову с башни.

– Так могла ли Эпифаня совершить поджог с умыслом? – Вопрошала прокурор.

– Знаете. На ее счету три испорченных учебника, пять сломанных стульев, семь выбитых окон, двенадцать поцарапанных дверей, исписанные стены, съеденный мел, выпущенные на волю лабораторные крысы из живого уголка…

Эпи нехотя ухмыльнулась, вспоминая лица всех, кто убегал от стайки белых крыс.

– … Сожженные занавески и почти пятьдесят восемь разбитых тарелок. – Продолжала список госпожа Ласка. – Ах, да! Пытаясь научиться «телекинезу» эта негодница погнула двенадцать ложек и восемнадцать вилок! И как вы думаете, все это она совершила нечаянно? Понятие «нечаянно» не касалось и никогда не коснется этого комнатного монстра! Все что она делает, она делает из самых гадких хулиганских побуждений!

В конце своей тирады госпожа Ласка в сердцах топнула ногой, чуть не выронив свою вставную челюсть.

– Значит, могла! – Злобно восхитилась обвинитель, почти как кошка, что зацепила своим когтем мышку. – Но у меня несколько иная теория насчет этого умышленного поджога. И это далеко не хулиганство.

Зал затих в ожидании версии прокурора. Даже Эпи нехотя притаилась. Ей очень хотелось узнать, что же такое побудило ее поджигать приют, если ни ненависть к госпоже Ласке?