Эпитафия Красной Шапочке

Кари утверждает, что в тот вечер она последний раз видела убитую в форме, — и тем не менее говорит о странном совпадении.

Анна выглядела абсолютно спокойной, когда вошла в кабинет. Она осторожно присела и выжидательно посмотрела на Йеппсена, который с любопытством разглядывал ее. Он сразу отметил про себя, что достаточно было малейшей улыбки, чтобы заурядная внешность Анны тут же преобразилась. Улыбаясь, девушка становилась почти красивой.

Йеппсен привстал и слегка поклонился:

— Мне бы хотелось услышать от вас, что происходило той ночью, когда было совершено убийство.

— С какого момента начать? С нашего прибытия в Стокгольм?

— Да, прекрасно.

— Значит, так Мы приземлились в Бромме и вышли из самолета все вместе. В зале аэропорта капитан Нильсен о чем-то поговорил со служащим — мы в это время ждали; потом мы взяли такси и поехали в отель. Здесь, пожелав друг другу спокойной ночи, мы расстались. Я поднялась в свой номер, приняла ванну и легла в постель. Перед сном я позвонила Гунилле, чтобы узнать, когда нас разбудят завтра, — это был последний наш разговор. На следующее утро оказалось, что в гостинице ее нет; мы были немного удивлены, однако и раньше случалось, что кто-нибудь отправлялся ночью в город и не успевал вернуться. Должна признаться, что, когда потом этот пассажир начал утверждать, будто нашел в гардеробе труп, у меня мелькнула мысль, что это может быть она. Но когда мы приземлились и оказалось, что в гардеробе ничего нет, я подумала, что все это — просто дурацкая шутка. Позже мы снова стали беспокоиться и сделали заявление в полицию.

— Как вы лично считаете, кто убийца?

— На этот вопрос я не могу вам ответить; сомневаюсь, что это кто-нибудь из тех, кого я знаю.

— И вы никого конкретно не подозреваете?

— Нет, это мог сделать кто угодно.

— Наверное, все-таки вы имеете в виду прежде всего экипаж, включая и вас? Не каждый имел возможность ночью проникнуть в самолет.

— Нет, каждый, по крайней мере той ночью. Ведь машина была не заперта.

— Кто отвечает за то, чтобы машина была заперта?

— Это входит в обязанности капитана.

— Хорошо. Вы по-прежнему уверены, что у убитой не было врагов?

— Я этого не говорила. Быть врагом и решиться на убийство — разные вещи. Кроме того, я вовсе не хочу впутывать его в неприятности, если это не он.

— Кто это "он "?

Анна замолчала и прикусила губу.

— Ну хорошо, раз уж вы так хотите знать. Гунилла и Кок не были лучшими друзьями. Перед самым отлетом из Копенгагена у них была очередная стычка. Мы все оказались невольными ее свидетелями. По-моему, Гунилла обвиняла Кока в контрабанде, но я не особо прислушивалась и потому не уверена. Однако если это считать причиной, то большинство из служащих нашей авиакомпании могли убить ее. В том, что многих уже уволили, ее особая заслуга.

— И вы считаете, ни у кого больше не было причин убить ее?

— Нет, и больше того, я вовсе не думаю, чтобы это мог сделать Кок. Наверняка не он.

— А как вы сами относились к Гунилле? Вам она нравилась?

Анна снова помолчала. Потом, улыбнувшись, сказала:

— Если говорить честно, то нет. Она была довольно неприятной особой. Все время старалась чем-нибудь досадить нам.

— Спасибо за беседу. Очень мило с вашей стороны, что нашли время зайти.

Йеппсен пожал ей руку и проводил до дверей. Когда она вышла, он пробормотал про себя:

— Этот телефонный звонок, что-то я тут не совсем понимаю… Зачем ей было звонить и беспокоить коллегу, которая, быть может, уже спала, когда с таким же успехом можно было получить эту информацию от портье?

Но ведь на самом-то деле она вовсе и не звонила. Служащие гостиницы сообщили шведской полиции, что той ночью Гунилле никто не звонил.

Итак, вторая ложь.

Глава 7

Второй пилот вошел в кабинет, огляделся и сел на предложенный ему стул. Он был высок и с трудом разместил свои ноги под письменным столом.

Йеппсен своим наметанным глазом определил, что ему тридцать с небольшим. Он казался спокойным и каким-то расслабленным. Даже слишком расслабленным, подумалось комиссару.

С несколько наигранным равнодушием Кок еще раз оглядел кабинет, достал пачку сигарет, предложил комиссару и сам взял одну. Они закурили, причем Йеппсен отметил, что зажигалка у него из очень дорогих.

Ироничные, смеющиеся глаза Кока и все его поведение с самого начала не понравились комиссару, и он с раздражением в голосе приступил к уже привычным вопросам.

Рассказ Кока о том, что произошло с момента приземления в Стокгольме, совпадал с показаниями стюардесс. Неточностей никаких, похоже, не было, однако ответы его звучали сухо и односложно. У Йеппсена создалось впечатление, что убийство совершенно его не интересует. Он был натянуто вежлив, как будто вопросы утомляли его.

— Как вы думаете, кто убийца? Вы кого-нибудь подозреваете?

— Нет.

— Никого?

— Нет. В ту ночь в Стокгольме была тьма народу, и почти столько же было и возможностей.

— А вам не кажется, что их число можно ограничить двумя?

— Как вам будет угодно. Мне об этом деле ничего не известно.

— Но ведь вы сами — как раз и есть вторая из них.

— Повторяю, как вам угодно.