Эпицентр

В кабине оказалось тесновато, рассчитана та была самое большее человек на десять, не считая пилотов. Я уселся на одну из двух лавок и первым делом вытянул магазин и снял с боевого взвода пистолет-пулемёт.

Закрутились, загудели пропеллеры, самолёт начал короткий разбег, и нас затрясло, едва с лавки не слетел, но вскоре колёса оторвались от земли, и мы взмыли в воздух, чтобы почти сразу резко пойти вниз. Миг снижения отозвался неприятной пустотой в животе, ладно хоть ещё пилот быстро выровнял аэроплан, и дальше уже набор высоты шёл без неожиданностей.

Задержанного с вывернутым плечом крепенько приложило о стенку, и он глухо застонал, но Фома остановил поднявшегося с лавки медика и указал на меня:

– Глянь сначала бойца.

– Да вот ещё! Со мной всё в порядке! – фыркнул я, перехватил взгляды десантников и опустил взгляд на свой плащ. На груди в том обнаружилось с десяток прожжённых дырочек, кожа вокруг них чуть отличалась цветом от соседних участков.

Сержант медицинской службы велел снимать верхнюю одежду, тогда-то и выяснилось, что гимнастёрке тоже досталось, а вот у меня обошлось без серьёзных повреждений и ожогов, лишь покраснела кожа. Сразу после ранения я и в самом деле ощущал какое-то слабое жжение, но снял его привычным для себя образом: сначала наполнился сверхсилой, а после начал равномерно выдавливать её вовне.

Медик осмотрел меня и хохотнул.

– Вот вы, девятки, бронированные!

– Да это просто Петя в рубашке родился, – усмехнулся Фома. – И я фокусировку разряда нарушил, и плащ из добротной кожи пошит, принял часть энергии на себя.

Сержант лишь плечами пожал и занялся задержанным, а я откинул назад голову и зажмурился, гадая, удастся ли принять душ, перевести дух и перекусить, или сразу заставят… ну не знаю… протоколы какие-нибудь составлять или объяснительные писать.

Наверное, и заставили бы, но после приземления на аэродроме мне даже толком мотоцикл осмотреть не позволили и велели лезть в карету скорой помощи с красным крестом на борту. И отнюдь не ради конвоирования задержанных – повезли в госпиталь на обследование, которое по счастью надолго не затянулось.

Упитанный дядечка-врач – тот самый, которому ассистировала в прошлый раз симпатичная Валя, опросил меня, осмотрел покрасневшую кожу и отправил в процедурную, порекомендовав напоследок сегодня не перенапрягаться. Теперь место поражения разрядом куда сильнее прежнего походило на ожог, выглядело припухшим и воспалённым, да ещё наметились рубцеватые прожилки, расползшиеся во все стороны лучами асимметричной звезды, поэтому я не рискнул проигнорировать направление и отыскал нужный кабинет, где мне и нанесли на рану пахучую мазь, после чего наложили не слишком тугую повязку.

Ну и раз уж выпала такая оказия, я решил не упускать возможности заморить червяка и наведался в столовую. Плотно то ли пообедал, то ли уже поужинал, после чего и отправился в расположение. Сдал оружие и переоделся, а когда поднялся отметиться в дежурку, начальник смены велел топать в комендатуру.

Там на входе натолкнулся на Фому Коромысло; вид он имел мрачный и взъерошенный.

– Как Тимур? – сразу спросил я, заподозрив, что дурное настроение пулемётчика вызвано ухудшением состояния нашего стрелка.

– Да что с ним будет? К концу месяца выпишут, поди, – заявил в ответ младший сержант, ухватил меня за пуговицу гимнастёрки и притянул к себе. – Слушай, я все углы сгладил, ты только не сболтни лишнего. Стой на том, что просто стажёр. Понял?

– Да понял! Понял! – Я высвободился и спросил: – Скажи лучше, кто это вообще был?

Фома пожал плечами.

– Рекрутёры зевнули, не отследили компрометирующие связи. У оператора из зимнего призыва дядя рецидивистом оказался, ну и подговорил того по-родственному на подработку. В Зимске они несколько дел провернули, а в прошлом месяце засветились по-крупному и в бега подались. Вот только пацан на пик румба ещё не вышел и способности начал терять, поэтому решили втихаря к Эпицентру подобраться, кретины.

Я кивнул. Так и есть – кретины.

Но это если нашу внутреннюю кухню знать, а вот человеку со стороны поддельный пропуск вполне достаточным условием успеха представляться может.

– Кстати, а ты чего всполошился-то? – спросил вдруг Фома.

– Сам не знаю, почему покойник знакомым показался. Может, на плакате «В розыске» его фотографию видел. Не знаю, – путано ответил я, да расспросов и не последовало.

Младший сержант подсказал номер кабинета, и я поднялся на крыльцо комендатуры с ещё меньше охотой, нежели шёл сюда до того. А всё потому, что ждал меня на разговор не кто иной как Олег Семёнович Друза.

Но деваться было некуда, добрёл до кабинета, постучался. Вопреки опасениям разговор пошёл в деловом ключе, дознаватель задавал толковые вопросы по существу, а я старался не мямлить и пусть немного скомканно, но всё же отвечал и особо при этом не запинался.

Олег Семёнович не торопил и не подгонял, сам постоянно делал какие-то пометки в блокноте и вёл опрос обстоятельней некуда, вникал буквально во все детали произошедшего. А потом взял и спросил: