Эпицентр бури

– Оставайтесь на месте! – У нее был сильный ирландский акцент.

– Вы, должно быть, Анжела Фахи? – сказал он.

– Да, Анжела, ну и что из того?

Танин оперативник был прав: она действительно выглядела как молодая крестьянка – с широкими скулами, вздернутым носом и какой-то свирепостью на лице.

– Вы действительно выстрелите из этой штуковины?

– Если вы меня вынудите.

– Жаль, я просто хотел повидать двоюродного брата моего отца, Данни Фахи.

Девушка нахмурилась:

– А вы-то сами кто, черт возьми?

– Меня зовут Диллон, Син Диллон. Она хрипло рассмеялась:

– Это грязная ложь. Вы даже не ирландец. Син Диллон умер, все это знают.

Диллон произнес с характерным для жителя Белфаста акцентом:

– Украсть биографию великого человека, дорогая! Все, что я могу сказать, – слухи о моей смерти здорово преувеличены.

Она опустила ружье.

– Святая Мария! Вы – Син Диллон?

– Собственной персоной. Внешность может быть обманчивой.

– О Боже! – сказала она. – Дядя Данни говорит о вас все время, но мне всегда казалось, что в этих историях нет ничего реального. И вот вы здесь.

– Где он?

– Отремонтировал машину хозяина трактира и час назад уехал, чтобы отогнать ее. Сказал, что обратно придет пешком. Я не удивлюсь, если он останется там выпить.

– В это время дня? Разве трактир не закрыт до вечера?

– Это по закону, господин Диллон, но не в Доксли. Они никогда не закрываются.

– Тогда поехали за ним.

Девушка положила обрез на лавку, забралась в машину и уселась рядом с ним. Когда они тронулись, Диллон спросил:

– Что вы можете рассказать о себе?

– Я выросла на ферме, в Галвее. Моим отцом был Майкл, племянник Данни. Он умер шесть лет назад, когда мне было четырнадцать. Через год моя мать снова вышла замуж.

– Дай я сам расскажу, – перебил Диллон. – Вы не сошлись характерами с отчимом?

– Что-то вроде этого. Дядя Данни приезжал на похороны моего отца. Там я его и увидела, и он мне понравился. Когда стало очень тяжело, я ушла из дому и приехала сюда. Он очень обрадовался, написал моей матери, и она согласилась, чтобы я осталась здесь. Была рада избавиться от меня.

В ее словах не было никакой жалости к себе, и Диллон почувствовал к ней нежность.

– Говорят, худа без добра не бывает.

– Я подумала и сообразила, – обратилась она к Диллону. – Если вы двоюродный брат Данни, а я его внучатая племянница, тогда мы кровные родственники, разве не так?

Диллон рассмеялся:

– В какой-то степени.

Казалось, она пришла в восторг. Откинувшись на сиденье, она прошептала:

– Я, Анжела Фахи, родственница величайшего солдата ИРА.

– Есть люди, которые не согласятся с такой оценкой, – сказал Диллон, когда они доехали до деревни и он остановил машину возле трактира.

У деревни был запущенный вид: не больше пятнадцати пришедших в упадок домов, нормандская церковь с башней и большое кладбище. Трактир назывался «Зеленый человек», и даже Диллону пришлось нагнуться, чтобы войти. Потолок был очень низкий, с балками. Пол был сделан из тяжелых каменных плит, истертых годами. Стены выкрашены в белый цвет. Человеку в рубашке с короткими рукавами, стоявшему за стойкой бара, было не меньше восьмидесяти. Он поднял голову, и Анжела спросила:

– Он здесь, господин Дальтон?

– У камина, пьет пиво, – откликнулся старик.

В широком очаге, сложенном из камня, горел огонь. Перед ним стоял стол и деревянная скамья. За столом сидел Данни Фахи и читал газету. Перед ним стоял стакан. Это был человек лет шестидесяти пяти, с неопрятной седеющей бородой, в матерчатой кепке и старом твидовом костюме.

– Я привела человека, который хочет тебя видеть, дядя Данни, – обратилась к нему Анжела.

Он взглянул сначала на нее, потом на Диллона с удивлением на лице:

– Что я могу сделать для вас, сэр? Диллон снял очки.

– Да благословит Бог всех нас, – произнес он с белфастским акцентом, – и особенно тебя, старый подонок.

Фахи побледнел, как мертвец, потрясение было слишком сильным.

– Господи помилуй! Это ты, Син, а я думал, что ты давно сыграл в ящик!

– Как видишь, нет, я здесь, перед тобой. – Диллон достал из бумажника пятифунтовую банкноту и передал ее Анжеле: – Пару виски, предпочтительно ирландского.

Она вернулась к бару. Диллон повернулся. У Данни Фахи были на глазах слезы. Он крепко обнял Диллона.

– Боже мой, Син! Я не могу выразить, как я рад тебя видеть!

Гостиная в доме Фахи была неопрятной и захламленной, со старой мебелью. Диллон сидел на диване, а Фахи растапливал камин. Анжела на кухне готовила еду. Кухня была без дверей, и Диллон видел, как она там суетится.

– Как тебе жилось, Син? – Фахи набил трубку и закурил ее. – Десять лет прошло с тех пор, как ты куролесил в Лондоне. Да, парень, ты заставил британцев призадуматься.

– Я не смог бы это сделать без тебя, Данни.

– Прекрасные деньки! А что случилось потом?

– Европа, Ближний Восток. Я все время был в движении. Много работал для ООП. Даже научился летать.

– Действительно?

Вошла Анжела и поставила на стол тарелки с яичницей, поджаренной с беконом.