Только тогда, впервые за время всей напряженной операции, он ощутил страх – страх самый настоящий, животный – потому что понял: сил, чтобы ударить ногой по тормозам, уже нет. Этот страх, как ни странно, заставил его собраться. Спидер замедлил движение, а потом и вовсе остановился, только по левой голени после этого удара словно растекся жидкий огонь.
... значит, раньше был шок, и только теперь...
... надо стерпеть, не отключиться, не терять сознания.
... всего пятьдесят минут потерпеть, или даже сорок пять, я смогу.
Надо было оглянуться и посмотреть, все ли в порядке с его людьми. Он прижал левую руку к голове, смахнул ручейки крови с шеи и, пересиливая боль, попробовал повернуться.
... почему у Кеноби такое выражение на лице – что это с ним?
Повернулся, увидел, как двое бойцов пытаются остановить кровь, текущую из раны на груди Берильона.
... это наш лучший пилот... он не был в эскадрилье, он просто придумал план, да, план, и кто-то был этим планом недоволен, стоп, кто же это был, я же сам присутствовал на совещании, ах да, лейтенант Авендано, но теперь Авендано убит, а Берильон, вдруг он тоже убит?
... надо спросить, жив ли он, я должен это знать... нет, если пытаются остановить кровь, значит должен быть жив.
... и где этот ситхов шаттл?
- ... где шаттл?
Собственный голос показался ему очень слабым, почти несуществующим, наверно так и было, раз его никто не расслышал. Хотя нет, выпрыгнувший из спидера Гранци обошел машину и остановился над ним, и у него было точно такое же дурацкое испуганное выражение лица, как у рыцаря, вот тоже, близнецы-братья...
- Рыцарь, - голос Гранци показался Скайуокеру безнадежно тихим и далеким, - у нас двое раненых и нужны носилки. Срочно...
Глава 14 (предпоследняя). Остановка?
Примечания.
Огромные спасибы тов. Глав. Редактору BlackDrago за поддержку аффтара, за то, что всегда на связи, за отлов ляпов... и вообще за ФСЁ.
Благодарю Сольвейг и Надежду за дискуссии и интерес.
Он смотрел на солнца - сквозь боль в выжженных глазах - он не мог отвести взгляда.
Он не понимал, почему здесь холодно. Здесь же всегда было жарко. С начала времен. А теперь от самих солнц исходил леденящий свет.
Обжигающий своим холодом.
Потом солнца словно отпустили его.
Впереди – бесконечная гладь песочного крошева.
... я уже был здесь, тогда я заблудился, но смог найти дорогу домой, значит, получится и в этот раз.
Поднялся ветер, сильный, сбивающий с ног. Не холодный и не теплый, безразличный. Разметал желтые холмы и, поставив пустыню дыбом, спрятал горизонт за стеной из колючей крошки.
Он знал, что от песчаной бури надо бежать, но вместо этого снова посмотрел на солнца и увидел, что неба больше нет. Был песок, а над песком висели два солнца, двумя огненными дырами зиявшие сквозь бесцветную мертвую пустоту. Мертвую, потому что не было более ни звездных систем, ни других миров, всех их уже поглотила пустота, и ничего живого на этой планете тоже не было.
Он бросился бежать, бежать от этой пустоты, и бежать было трудно, ноги утопали в песке, а ветер ледяной струей жег глаза. Он выбился из сил и упал, а потом увидел, как сквозь песок, прорастая, словно редкие пустынные растения, поднимались колонны. Он обернулся и увидел позади себя такие же бесконечно высокие колонны, и скоро они заслонили собой и солнца и горизонт, а песок под ногами превратился в идеально гладкую плиту, и он понял, что это и есть...
... Храм.
Потом он увидел людей. Они шли по галереям и лестницам, шли в одинаковых белых одеждах навстречу ему и не замечали его, он вглядывался в их лица и не узнавал никого, потому что лиц у них не было. А люди замедляли шаги, и он испугался, что они заметили его и сейчас все обернутся в его сторону – а это страшно, когда на тебя смотрит человек без лица.
Люди его не видели. Они никого не видели. Остановившись посреди галереи, они замерзали и превращались в одинаковые белые мраморные статуи, статуи падали и крошились в пыль.
Он поднял голову, и увидел, что крыши над Храмом нет, а есть пустота и сквозь нее на него снова смотрят два солнца, разглядывают и не отпускают. Тогда он понял, что и сам сейчас замерзнет от их холодного света и окаменеет, как эти безликие люди. Он снова бросился бежать, и перед ним снова вырастали колонны.
Вдруг он понял, что он не один в этом мертвом мире, что его кто-то зовет...
... мама?
Он ударил колонну рукой, и она, пошатнувшись, рухнула и разбилась. Он переступил через каменный огрызок и подошел к следующей колонне, и вновь камень треснул и рассыпался в прах. Он больше не боялся этих холодных колонн, нельзя бояться того, что так легко разрушить. Он сделал еще несколько шагов и тогда снова побежал вперед, и, наконец, выбравшись из леса колонн, оглянулся.
Позади него не было ничего, кроме пустыни, а над пустыней висела пустота...