Сегодня мало кто из исследователей сомневается в том, что летописец, трудясь над этим описанием, пролил больше чернил, чем сражавшиеся — крови. Слишком многое указывает на сугубо литературную основу данной новеллы, завершающей тему праведного «отместия» Ярослава за смерть Бориса и Глеба. Так, беспричинное бегство Святополка «в печенегы», а не «в ляхы», к Болеславу, который до сих пор один выступал в роли покровителя «окаянного» князя, вроде бы находит «историческое» объяснение в предыдущем рассказе об избиении ляхов по приказу Святополка. Однако сам этот рассказ, как нам известно, не подтверждается независимыми источниками и, по всей видимости, всего лишь копирует летописную статью под 1069 г. Таким образом, для бегства Святополка к степнякам нет никаких других оснований, кроме одного — вполне понятного писательского желания композиционно «закруглить» сюжет о братьях-мучениках, предоставив Ярославу благочестивую возможность окончательно расквитаться со Святополком на берегах реки Альты — легендарном месте убиения Бориса. Каждый писатель знает, что взаимообусловленность начала и конца произведения — признак хорошей литературы, и древнерусские книжники не были здесь исключением.
Насколько они были увлечены мистико-символической стороной дела, видно по тому, что победу над Святополком одерживает собственно не Ярослав, а Борис, внявший обращенной к нему молитве. Но это же обстоятельство позволяет безошибочно распознать в авторе статьи под 1019 г. сочинителя XII в., оставившего в тексте неизгладимые приметы своего времени. Показательна следующая литературная оплошность: Ярослав призывает на помощь Бориса в 1019 г., то есть в то время, когда, по свидетельству самих же памятников борисоглебского цикла, мощи убиенных братьев еще не были прославлены — ни в общерусском, ни даже в местном масштабе. Заметим мимоходом, что речь здесь не может идти о языческой традиции почитания предков. Хотя летопись и дает немало примеров того, что умершие отцы и деды, даже не причтенные к лику святых, становились небесными покровителями княжеского семейства[211]
, но молитва к усопшемуДополнительное подтверждение того, что битва на Альте состоялась только в воображении книжников XII в., находим у преподобного Нестора, писавшего свое «Чтение о Борисе и Глебе» несколько раньше, в 80—90-х гг. XI в.: в его сочинении об этом сражении нет ни слова, а Святополка изгоняют жители «области», то есть сами киевляне.
Для полноты картины отметим еще более чем странную датировку битвы на Альте: «в пятницу 1019 года» («бе же пяток тогда»)[212]
, и почти дословное использование «батальных» выражений, заимствованных из статьи под 1016 г. о сражении при Любече: «и поидоша [Ярослав] противу собе, и сступишася на месте. Бысть сеча зла… И одоле Ярослав. Святополк же бежа в ляхы» (битва при Любече); «И… поидоша противу собе… и сступишася обои, бысть сеча зла… и сступашися трижды… К вечеру же одоле Ярослав, а Святополк бежа» (битва на Альте). Большие сомнения вызывает трехкратное нападение печенегов на полки Ярослава, ибо военная тактика степных кочевников того времени была рассчитана на единственный, внезапный и сокрушительный, удар конными массами. Если противник выдерживал его, степняки обращались в бегство.Конец Святополка