Эпоха крайностей. Короткий двадцатый век (1914–1991)

Рита Леви-Монтальчини (лауреат Нобелевской премии, ученый, Италия): “Несмотря ни на что, в этом веке произошли революционные изменения к лучшему […] например, расцвет прессы и возрастание роли женщины после многовекового угнетения”.

Уильям Голдинг (лауреат Нобелевской премии, писатель, Великобритания): “Не могу отделаться от мысли, что это был самый жестокий век в истории человечества”.

Эрнст Гомбрих (историк искусств, Великобритания): “Главная отличительная черта двадцатого века – необычайный рост населения земного шара. Это бедствие, катастрофа. Мы не знаем, что с этим делать”.

Иегуди Менухин (музыкант, Великобритания): “Если бы мне пришлось подводить итог двадцатого века, я бы сказал, что он породил величайшие мечты, когда-либо посещавшие человечество, и разрушил все иллюзии и идеалы”

.

Северо Очоа (лауреат Нобелевской премии, ученый, Испания): “Наиболее фундаментальным достижением является развитие науки, действительно ставшее беспрецедентным […] Это и есть главная характерная черта нашего столетия”.

Рэймонд Ферт (антрополог, Великобритания): “С точки зрения технологий я бы выделил среди наиболее важных достижений двадцатого века развитие электроники, а с точки зрения идей – переход от относительно рационального и научного видения вещей к нерациональному и менее научному”

.

Лео Валиани (историк, Италия): “Наш век демонстрирует, как эфемерны идеалы справедливости и равенства, однако также и то, что если нам удается сберечь свободу, то всегда можно все начать сначала […] Не стоит впадать в отчаяние даже в самых безысходных ситуациях”.

Франко Вентури (историк, Италия): “Историки не могут ответить на этот вопрос. Для меня двадцатый век – это только вечно повторяющаяся попытка понять его”.

(Agosti and Borgese, 1992, p. 42, 210, 154, 76, 4, 8, 204, 2, 62, 80, 140, 160)

I

28 июня 1992 года президент Франции Миттеран совершил внезапную незапланированную поездку в Сараево, в то время находившееся в эпицентре балканской войны, которой суждено было унести к концу того года многие тысячи человеческих жизней. Цель его визита заключалась в том, чтобы напомнить мировой общественности о серьезности боснийского кризиса. Естественно, появление известного, немолодого и явно болезненного государственного деятеля под огнем артиллерии и стрелкового оружия широко обсуждалось и вызвало восхищение. Однако один аспект этого поступка Миттерана остался почти незамеченным, хотя был, безусловно, очень важен: его дата. Почему президент Франции выбрал для своего визита именно этот день? Потому что 28 июня было годовщиной убийства в 1914 году в Сараеве эрцгерцога Австро-Венгрии Франца Фердинанда, через считаные недели приведшего к началу Первой мировой войны. Каждому образованному европейцу, ровеснику Миттерана, была очевидна связь между датой и местом – намек на историческую катастрофу, ускоренную политическим просчетом. Можно ли было лучше подчеркнуть потенциальный подтекст боснийского кризиса? Однако почти никто не придал значения этой аллюзии, за исключением нескольких профессиональных историков и старожилов. Историческая память коротка.