Эпоха мелких чудес

— Ну, чего тебе ещё надо, тварь дрожащая? — сонно поинтересовался Семён, впуская ночного гостя.

— Я не тварь, я кот, — отрезал кот.

— Надо говорить «я не тварь, я право имею», — ухмыльнулся Семён.

— В этом и заключается проблема, которую ты, как юрист…

— Будущий, — уточнил Семён.

— …будущий юрист, должен мне решить.

— Да? А конкретнее?

— Конкретнее так… — Кот легко перескочил с подоконника на стол и уселся прямо на раскрытый «Гражданский кодекс». — Я хочу, чтобы мне больше не приходилось прятаться от всяких электриков с пассатижами и мрачным настроением. Чтобы меня защищал закон, и всё такое. Чтобы… Короче, я хочу иметь права. Понял?

— Понял, понял… Со статьи только слезь.

Будущий юрист сунулся под стол, достал оттуда бутыль с мутным зеленовато-сизым содержимым, потянулся за стаканом.

— Права ему дать, понимаешь… И где я их тебе возьму? Какие вообще могут быть права у движимого имущества?

— Ну, какие-то должны быть. У Ручника же они есть. И у тебя есть. Какие-то. — Кот слез с кодекса, устроился поудобнее и принялся вылизывать левую заднюю лапу.

— Какие-то точно есть. А вот ты для прав статусом не вышел. Не права же человека тебе давать?

— Да я бы не отказался…

— Нет уж, человека мы из тебя, имущество, делать не будем. А вот… — Семён залпом осущил стакан, поморщился и резко выдохнул. — А вот гражданина, пожалуй, можно и попробовать.

— Это ещё зачем? — вскинулся кот.

— Я же сказал: статус. Будешь гражданином — будут у тебя права. Какие-то. Понял?

— Понял, не дурак. — Осторожный кот на всякий случай перескочил обратно на подоконник. — А как ты это собираешься делать?

— Не «ты», а «мы». Мы собираемся.

— Мя?

— Для начала ты подашь заявление о предоставлении тебе гражданства. Естественно, сперва тебе откажут. Тогда ты обжалуешь отказ в суде. Там тебе ещё раз откажут. Тогда ты подашь апелляцию — и тебе снова, как и следовало ожидать, откажут.

— И зачем мне всё это?

— А затем, что со всеми этими отказами на руках… — Семён помотал головой, — В лапах, понятно… Ты сможешь обратиться уже в другую инстанцию. То есть туда. — он многозначительно потыкал пальцем вверх.

— И?

— И там уже всё зависит только от тебя. Сумеешь ему понравиться — выпишет он тебе права. Указом. А может и ещё что перепадёт…

— Думаешь, получится?

— Некая вероятность есть. Определенно.

— Тогда чего мы ждём? — Кот перемахнул опять на стол и встал во весь рост, нервно помахивая хвостом. — Пиши!

Он подошёл к Семёну вплотную и заглянул ему прямо в глаза.

— А там… Там сочтёмся.

* * *

— …Итак, мы начинаем нашу программу "Большая мойка"! В студии я, Амалия Дельфинова, и сегодняшний наш гость — новый пресс-секретарь нашего президента! Встречайте! Попрошу аплодисменты, пожалуйста.

Плотно обсевшие зал клакеры вышколенно зааплодировали, камера переехала на «гостевое» кресло. В кресле вальяжно расположился пресс-секретарь. Его вид был исполнен величия и грации, белоснежная манишка сверкала на тёмно-сером с синим отливом фоне, прищуренные глаза смотрели с хитринкой, лукавинкой.

— Сограждане! — начал Кузьма Терентьевич. — Дорогие россияне!

Взмахнул хвостом и веско мяукнул…

Одно утро Алехана Григорьевича

Провинциалы относятся к столице по-разному. Одни, безнадёжно завязшие на своих приравненных к отдалённым территориях, завистливо поглядывают исподлобья, втихомолку прикидывая, как бы это оседлать зелёную лошадь подлиннее да и махнуть с шашкой наголо освобождать неправедно захваченную ворогом колбасу. Другие, по своим и чужим головам выбившиеся «в люди», порвав по пути немало глоток и грелок, по-шерханьи насторожённо высматривают молодую шпану, жаждущую стереть с лица и беззаконно попользоваться добычей. Третьи взирают прозрачно и безмятежно: ну Москва и Москва, что такого?

Алехан Григорьевич Орловский в число тех, других и третьих не входит. У него к этому городу совершенно особенное чувство: Москва для Алехана Григорьевича — подарок судьбы, награда, заслуженная — и всё равно нежданная. Она и сама постоянно одаряет его — новыми видами, событиями, настроениями. Каждый прожитый день — уже драгоценный дар, наполняющий душу радостью и восхищением. Особенно теперь, когда Орловский снова может позволить себе это скромное, но такое утончённое удовольствие: просто пройтись пешком ранним утром от дома до работы.

Ранним утром, да.

А что на лице восторга не заметно, так это и к лучшему. Не в его положении выглядеть наивным юнцом из глубинки, покорённым и очарованным столицей. Тем более вовсе и не юнцом. Меньше этого Алехана Григорьевича устраивает разве что романтический образ огнеглазого байроновского персонажа в развевающемся на ветру чёрном плаще с кровавым подбоем.

Нет уж, этакой романтики нам не надобно. Хватает и той, что есть.