Эпоха стального креста

Лишь на некоторое время я мог по-настоящему отвлечься от них. Когда общался с детьми Жан-Пьера де Люки, к моему счастью, уже практически избавившимися от недоверия, которое еще совсем недавно отделяло нас друг от друга. Поль – так тот вообще от меня не отходил. Первое время это действовало мне на нервы, но потом я привык к постоянному присутствию парнишки и даже заметил, что порой отвечаю на его полудетские-полусерьезные вопросы куда обстоятельней, чем сам того хотел бы.

За неимением других развлечений я научил его разбирать и собирать всяческое оружие (естественно, без организации учебных стрельб). К моему удивлению, живой мозг подростка очень быстро схватывал эти уроки, а кое-какие экземпляры нашего арсенала были ему уже известны. Похоже, хоть Жан-Пьер и упирал на свою миролюбивость, но сына воспитал готовым ко всему...

Как и следовало ожидать, и Поль, и его младшие брат и сестра не дали за эти две недели «дяде Эрику» ну совершенно никакой возможности отвертеться от «литературно-художественных чтений». И если днем я еще уклонялся от этого, ссылаясь на занятость, то вечером, у костра, когда охочие до захватывающих баек обязательно с хорошим финалом ребятишки окружали меня со всех сторон, приходилось выкладываться по полной.

Но не только они стали моими преданными слушателями. Байкеров пересказ нетленных творений все того же Стивенсона, а также Дюма, Скотта и уж совсем экзотических Уэллса и Верна, как оказалось, интересовал ничуть не меньше. Их поначалу скептические ухмылки постепенно сменялись неподдельным любопытством, заставляющим в особо драматичные места моего рассказа вставлять свои комментарии, наподобие «Ни черта себе!», «Во, бродяга, дает!» или «Клянусь отбитой задницей, нехило отмочил!». Однако недовольные взгляды относящихся к рассказам серьезнее детей – нечего, мол, взрослые болваны, трепаться, когда вас не просят! – заставляли этих несдержанных комментаторов виновато затыкаться...

– Дядя Эрик, а мы плохие или хорошие? – спросила меня как-то Люси после окончания очередного героического эпоса.

– А почему, по-твоему, мы должны быть плохими? – задал я ей встречный вопрос.

– Нас ловят, а мы все время прячемся. Как будто сделали кому-то плохое и теперь боимся, – не по-детски глубоко рассудила она.

– Ну, а как же Робин Гуд? – напомнил я ей позапрошлый свой рассказ. – Ведь ему приходилось прятаться не потому, что он плохой, а потому, что врагов у него было гораздо больше, чем друзей. Вот и ты считай нас такими же, как он.

– Но ведь он не убегал, а дрался! – вновь резонно заметила девочка. – И в конце концов победил! Так чего же нам бояться, раз Добро всегда побеждает Зло?

– Если бы, Люси, в книжках Зло часто одерживало победу над Добром, то их неинтересно бы было читать, – пришла мне на выручку сидевшая тут же Кэтрин. – Ну а мы станем победителями, когда в целости и сохранности доберемся до наших русских друзей. Будь уверена: эта победа окажется ничуть не меньшей, чем победы Робина Гуда...

– Что же это за победа, раз все злодеи остались живы? – Поля, похоже, такой результат никак не устраивал. – Творящий Зло должен умереть!

– Знаешь, приятель, – отозвался Кеннет О'Доннел, – сейчас умрем скорее мы, если вдруг надумаем перебить наших врагов как этот лучник-партизан. Скажи, тебе довелось уже слышать об Иисусе?

Поль кивнул – не знать об Иисусе Христе в Святой Европе мог разве что глухонемой, да и тому подобное навряд ли сошло бы с рук.

– Так вот, – продолжал Оборотень, – я думаю, что идти на крест за какую-то красивую идею скорее признак психического расстройства, нежели разумного поведения. Не спорю – это храбро! Однако, если вдуматься, все же весьма глупо. И если мне предстоит когда-либо выбирать в такой ситуации, я предпочту скорее скрыться подальше от огромной кодлы врагов, чем переть на них лбом или, что еще хуже, топать к ним со склоненной головой. И если ты, парень, считаешь подобное трусостью, то для меня такое ничуть не зазорно. Твой отец, кстати, вел себя абсолютно так же, и лишь благодаря этому ты еще жив...

В силу возраста Поль не нашелся, чем возразить, а при упоминании отца и вовсе насупился и поник головой.

Кэтрин осуждающе посмотрела на брата, но тот и сам понял, что затронул больную для паренька тему, а потому замолчал и отошел от костра.

Я не хотел заканчивать вечер на такой минорной ноте и, стараясь утешить потупившегося Поля, произнес:

– Возможно, парень, твой отец во многом и ошибался, но кем-кем, а трусом он никогда не был. Даже я, хоть и знал его всего несколько дней, и то убедился в этом. И хочешь верь, а хочешь нет: лично я считаю за честь помочь сыновьям и дочери этого по-своему великого человека. Так что помощь моя в какой-то мере и является знаком уважения к твоему отцу.

Поль поднял голову и пристально посмотрел мне в глаза. На этот раз я не отвел их в сторону, а спокойно выдержал его испытывающий взгляд.