– Брат Эрик, вы всегда были моим настоящим другом, а потому, как другу, я рекомендую вам немедленно сдаться. Еще ведь не все потеряно! Скажете Аврелию, что это Гонсалес взбунтовался и вы его... А я вас поддержу, можете мне поверить!
– А как же Кэтрин и дети? – ехидно спросил я.
– Да что вы цепляетесь за них! Не убьете вы – убьют другие! Они уже не жильцы: приказ Пророка – закон! Подумайте лучше о себе!
– Вот я и думаю... Они будут жить, покуда жив я, а я буду жить, покуда живы они. И под словом «жить», ваша честь, я подразумеваю не только поглощение пищи и утоление всяческих страстей, а нечто такое, чего даже сам объяснить не могу. И на этом считайте наш разговор законченным!
– Вы совершаете огромную ошибку...
– Я и вправду мог совершить ее сегодня утром. Но ошибся не я – ошибся ваш Господь, потому что нашел такого дерьмового исполнителя своих приказов. Так сказать, допустил непростительную халатность в работе. А что поделаешь: он уже весьма пожилой, но в отставку не хочет, потому терпите его таким, каков есть...
В епископате нас знали хорошо и поэтому пропустили внутрь огороженного стеной двора без лишних проволочек. Несмотря на колоссальное напряжение, я не смог сдержать улыбки при виде лица вылезшего из машины Гюнтера. Его перекосило будто после выпитого залпом стакана уксуса, когда германец обошел «хантер», открыл дверцу со стороны магистра и, учтиво подав коротышке руку, помог ему выйти. Конрад, будучи изрядно напуганным, все же нашел в себе силы кивнуть почтительному водителю.
– Сидите в машине, – наказал я Кэтрин и добавил: – Не волнуйтесь, здесь опасаться нечего. Пока...
Мы с Гюнтером ступали cлед в след семенящему впереди Конраду. Обычные официальные посетители – магистр и сопровождающие его Охотники, – разве что прибывшие без предварительного извещения. Вот самый большой телохранитель склонился и что-то сказал Божественному Судье-Экзекутору негромко. Тот сосредоточенно выслушал и, продолжая сохранять серьезность физиономии, величаво качнул головой – ну чем не обычная картина суетливых будней епископата?
Правда, подслушай кто краем уха то, о чем Гюнтер сообщил Конраду, удивлению бы его не было предела.
– Мой «бенелли» в полуметре... от твоей задницы, – продолжая сохранять невозмутимый вид, германец довел до сведения магистра актуальную для того информацию. – Заорешь, побежишь или еще что-нибудь в этом духе, получишь такую клизму!
Подобная аргументация явилась для коротышки достаточно убедительной и оспаривать ее он не отважился.
Надежду на скорое разрешение нашей проблемы пришлось отбросить сразу же. Выбежавший навстречу дьякон-секретарь уведомил нас, что епископ Жан-Батист находится сейчас в городе по делам и прибудет только к ночи, а потому, если его чести угодно, он бы мог подождать хозяина в гостевой зале.
Конрад замялся, но вмешался я:
– Ваша честь, разрешите сопровождать вас. У нас остались нерешенными несколько вопросов.
– Да-да, разумеется, – подтвердил очнувшийся магистр. – Само собой...
– И насчет питания наших подопечных...
– Ах да, чуть не забыл! Милейший! – Он придержал за рукав уже направившегося сопровождать его в гостиную дьякона. – Распорядитесь, чтобы в столовой для слуг выделили четыре хорошие – подчеркиваю: хо-ро-ши-е! – порции для моих... пассажиров. Они почетные гости самого Пророка, поэтому я обязан кормить их как самого себя. Выполняйте! А залу найду сам – я здесь не впервые.
– Как угодно, ваша честь, – и дьякон в сопровождении Гюнтера удалился.
Усадив «высокого гостя» на диван, сам я устроился на подоконнике, дабы ненароком не пропустить момент прибытия епископа. Конраду тут же доставили обильный ужин и, помня пристрастия инквизитора во время его визита недельной давности, целый графин высокосортного кагора.
– Не побрезгуете моим обществом? – поинтересовался я, когда слуга удалился, а затем нахальным образом ополовинил магистерский ужин, сложив себе на одну тарелку всего понемногу.
– Разумеется, нет, – не возражал Конрад, закреплявший плохо подчинявшимися ему дрожащими руками на замызганной шее чистую салфетку. – Эрик, милейший, а можно мне чуть-чуть?..
И он перевел умоляющий взгляд с меня на наполненный рубиновым напитком графин.
– Но только одну кружечку, не больше, – позволил я, – а то вдруг Жан-Батист заподозрит неладное, коли от вас не будет разить как от винной бочки.
Благодарный коротышка влил в бокал столько вина, что расплескал его на скатерть. Ну, а поскольку второй подать не догадались (где это видано, чтобы магистры харчевались с Охотниками?), я, махнув на все приличия рукой, приложился прямо к графину и сделал несколько больших глотков в целях успокоения разнывшейся под вечер совести, после чего с тарелкой вернулся на наблюдательный пост.
Сырой и промозглый, как и предыдущие, день близился к концу. Сумерки окутали Ренн, и двор епископата озарили тусклые фонари, отражавшиеся на мокром стекле причудливыми многоконечными звездами. Магистр Конрад, сбросив туфли, разлегся на диване, но не спал, а молча лежал да изредка постанывал, будто бы прощаясь со всей этой роскошью и изысканной пищей.