Ему подумалось, что это так – если говорить об обрядах и обетах настоящего брака. Невеста должна быть Венерой Уранией – далекой и недостижимой, но чтобы при этом ее неотступно добивались и в конце концов соблазняли на небесном ложе из белых гвоздик. Разведенная женщина на эту роль не годилась. Он нахмурился, понимая, что такие мысли несовместимы с его просвещенными взглядами на социальные изменения и научный прогресс.
– Нет. Но вы другая. Вы – американка.
Он остро пожалел, что перед ленчем не озаботился прочитать книгу о современной социологии.
– Увильнули! – объявила она.
– Прошу прощения?
– Неважно, – отозвалась она. – Расскажите, что произошло с вашим первым браком.
– Я сбежал с одной из моих учениц.
– Вот подонок! – весело заявила она. – А почему?
Ее речь его огорошила.
– Не захотел стать кормильцем, обосновавшимся в пригороде.
– Вот это я могу понять. – Она подалась вперед и осторожно прикоснулась к его руке. – Вы все еще ее любите?
– Не знаю. Пожалуй, у меня так и не было возможности это выяснить.
– Что случилось?
– Когда мы познакомились, я еще был студентом. Она была моей первой любовью… и моей кузиной.
У Эми глаза стали круглыми.
– Когда мы поженились, у меня не было ни работы, ни денег, так что мы поселились в доме у ее тетки, и там повсюду стояли тетушкины керамические фигурки. Безделушки, так сказать. Мне негде было сесть, не говоря уже о том, чтобы писать или мастерить. Мы вообще не разговаривали. Что еще хуже, когда мы шли спать, Изабель даже раздеваться передо мной не желала. Знаете, я так ни разу и не увидел ее тела! Так что назвать нас вторыми Давидом и Вирсавией нельзя, как вы понимаете.
Она рассмеялась:
– Слава богу, что у вас детей не было!
Такая мысль его удивила, а потом он вдруг тоже рассмеялся – и это веселье было благотворным, ибо теперь он почувствовал себя очистившимся и достойным. Она – дитя двадцатого века, и, по ее словам, у нее были либерально настроенные родители, вполне благополучное детство и хорошее образование. Тем не менее она бросила учебу и два года прожила в браке, который оказался таким же пустым и безрадостным, как и у него. При этом он был ребенком девятнадцатого века и был вынужден принять идею Божьего гнева. Детство у него было несчастное, семья постоянно находилась на грани нищеты. То, что он вообще пробился в университет, было настоящим чудом.
Они были совершенно не похожи. Они могли бы жить не просто в разных столетиях, но и вообще на разных планетах. И все-таки они встретились. В своей жизни они оба столкнулись с проблемами и неудачами. Он чувствовал, что они ровня: они оба явно не были продуктом Утопии.
Он посмотрел на счет за ленч. 79 долларов и восемьдесят три цента. Одно только вино стоило 55 долларов! Он ухмыльнулся. Да уж: она не идеальный человек. И он тоже. А судя по ценам, ели они не в утопическом ресторане в райских кущах. Значит, этот мир не настолько чуждый.
Они вышли из ресторана рука об руку.
– У вас на сегодняшний вечер были какие-то планы?
Он обнял ее за талию – и ощутил прилив гордости.
– О нет, сэр! – поддразнила она его.
– Может, пообедаем вместе?
– Почему бы и нет?
Ее глаза блестели.
– Действительно, почему бы и нет.
– Но должна вас предупредить: вы совершенно не похожи на тех мужчин, с которыми я обычно встречаюсь.
– О!
– Я еще ни разу не встречала кого-то похожего на вас.
– Истолкую это как комплимент и встречу вас этим вечером у банка?
– Около шести. Подвезти вас обратно в центр?
– Нет, Эми, спасибо. Мне хочется тут немного побродить.
– Приятно провести время! – пожелала она. – И берегите себя.
Эйч Джи провел всю вторую половину дня в Международном аэропорту Сан-Франциско, исследуя искусство крылатого полета. Он остался бы тут на несколько дней, но ему не хотелось пропускать обед с Эми Роббинс, так что он неохотно сел на автобус, чтобы вернуться в город. Пока массивное транспортное средство катилось, кренясь и продвигаясь вдоль берега, он откинулся в плюшевом кресле, вспоминая увиденное.
Самым неприятным открытием стала служба безопасности аэропорта, созданная для борьбы с особо мерзким явлением, названным «воздушным пиратством». А ведь всего несколько дней назад он предсказывал, что к концу двадцатого века преступность искоренят! Он ошибался. Развитие морально-этических принципов человечества отставало от продвинутой технологии. Вернувшись домой, надо будет предостеречь других.
Он содрогнулся. Слава богу, что Лесли Джон Стивенсон не получит возможности путешествовать на воздушном судне!
А ведь были еще и сами гигантские авиалайнеры. Он наблюдал за ними несколько часов. На земле они маневрировали, словно доисторические птеродактили, набирая силу, чтобы взлететь. Но стоило им подняться в воздух – и происходило преображение. Они взмывали и парили в воздухе, сверкая на солнце и соперничая с любым небесным ангелом с гравюр Уильяма Блейка.
Герберт попытался выяснить, какую роль он сыграл (и сыграл ли вообще хоть какую-то) в создании самолетов, но у него ничего не получилось из-за службы безопасности. Может, позже…