Эпоха за эпохой. Путешествие в машине времени

Она что – смеется? Напротив: она действует безупречнее ангела небесного – а он не в состоянии это принять. Стыдясь, он опустил взгляд и увидел, что на его брюках появилось небольшое пятнышко от влаги, выделенной куперовой железой. Он прикрылся рукой и густо покраснел.

– Наверное, мне следует заселиться в отель.

– Ты не хочешь здесь остаться?

– Мне не следует этого делать.

– Ладно, хорошо. То есть – если я тебе не нравлюсь или ты из-за чего-то нервничаешь и напряжен, то смысла оставаться нет. – Она шумно вздохнула. – И вообще лучше выяснять такое сразу и напрямую.

– Верно.

Он встал, отошел на шаг – и обернулся к ней. Его трясло.

– Эй! – Она села и поймала его за руку. – Что случилось?

– Право, не могу объяснить.

– Ты же не гей? – удивленно уточнила она.

– Гей?

Он не понял ее вопроса.

– Мужеложец.

Уэллс захохотал – но тут же резко замолк. Эми спрашивала серьезно, не догадываясь, что проблема заключается в его отношении, которое сейчас явно стало старомодным. Он нахмурился и снова сел.

Он всегда считал, что придерживается радикальных взглядов по социальным вопросам, но он оказался лицемером. Его отношение к сексу на самом деле не изменилось. Он выступал за свободную любовь чисто номинально. В прошлом он использовал нужные слова просто, чтобы казаться модным и убеждать сомневающихся женщин отдаться ему без брачных обетов. Конечно, он говорил, что им следует получать от секса удовольствие, но на самом деле этого не ждал. И, конечно, он искал великолепную любовницу, туманную возлюбленную, но совершенно не рассчитывал ее найти.

Нет никаких сомнений в том, что Эми – совершенно другая женщина. Может, она и есть его Венера Урания?

Он судорожно сглотнул и всмотрелся в ее лицо. Она дулась – и он никогда не видел ее (да и какую-либо другую женщину) такой: лицо разрумянилось, глаза стали почти черными, губы припухли и чуть приоткрылись. Она не была ни животным, ни целомудренной богиней. Она была сексуальной молодой женщиной.

– Эми!..

В порыве страсти он рванулся к ней.

Она тоже кинулась к нему. Вскоре их тела уже переплелись на диване – и обе ее руки оказались под поясом его брюк, а он стонал от наслаждения и пытался зарыться лицом в ее пышные груди.

Она высвободилась только для того, чтобы взять за руку и провести по коридору к себе в спальню.

* * *

Они занимались любовью до полного изнеможения. Она покинула постель с цветочным узором, чтобы понежиться в горячей душистой ванне, а он остался лежать на спине, уставившись в потолок. Ему стало ясно, что он все еще погряз в викторианстве: ведь когда они только легли, он ожидал, что она выключит свет и пассивно позволит ему оказаться сверху в традиционной позе. Все было иначе. Вместо этого она сначала зажгла свечи… Даже вспоминая это, он покраснел.

Понятно, что вся череда событий вылилась в «равноправную» любовь, но теперь ему было немного неуютно. Только что он присоединился к сексуальной революции конца двадцатого века. Он присоединился к ней – и все же удовлетворился бы гораздо меньшим. Он и правда несколько месяцев назад написал, что женщина должна получать такое же удовольствие от секса, как и мужчина… но настолько откровенно? Без обещаний любви и брака? Она потрясла его, наивно получая удовольствие и щедро его даря. Ее честное отношение к собственной сексуальности… Нет, ему не неуютно – ему страшно. И про себя он со стоном вопросил: как он сможет вернуться в девятнадцатый век к «нормальным» постельным отношениям?

– Боже правый! – воскликнул он, садясь в кровати.

Какого черта он вообще переспал с дамой из будущего? Это бесчестно! Он ведь не может принять на себя обязательства в отношении женщины, которая, наверное, на сто лет моложе его самого! Ему надо вернуться в 1893 год, к своей жизни. Он не имел права вкушать страсть с девушкой, которая в итоге ничего не сможет получить от него взамен!

Он потянулся было за брошенной на пол рубашкой, но снова выпрямился. А что, если ей ничего от него и не нужно? Что, если ее свободолюбие простирается за пределы ее спальни? Способна ли она поделиться своим телом так же непринужденно, как съесть вкусный обед или выпить бутылку марочного вина? Более того, не будут ли его оценивать именно на такой основе? Он нахмурился и снова лег, заложив руки за голову и снова уставившись в потолок. Она ему искренне нравится. Ему не хочется, чтобы она совокуплялась с каким-то посторонним мужчиной на этой кровати… или на любой другой. Ему даже не хочется знать, что она делала в прошлом. Да, ему хочется, чтобы она ожидала от него обязательств, даже если он не способен их дать. Он вздохнул.

– Черт!

Ну и дилемма! От идеальной возлюбленной его отделяет столетие! А если он попытается навести мост через эту пропасть, открывшись ей, она сочтет его сумасшедшим – и любая возможность серьезных отношений будет разрушена, а ее обломки останутся дрейфовать в бескрайней, чуждой пустоте четвертого измерения.