Эпохи холст заиндевелый - мазком багровой кисти…

— Нету ея у меня, продал коллеге-журналисту норвежскому, — неожиданно честно признался Аркашка, увидев, как откровенно расстроился матрос.

— Эх, ты, душа твоя газетная, крикливая…! — Кондрат резко развернулся, однако направился не в кабак, а к домам управления, отмахиваясь, уже не оборачиваясь, — коль нет, так и сказ с тобой держать не буду.

— Да что не так-то, Кондратий? — Не отлипал, слегка удивлённый корреспондент.

— А то, что дело то государственное, секретное!

Путь их лежал мимо припортовых амбаров и товарных складов, вдоль узкоколейки.

Матрос сурово молчал, размашисто шагая, не слушая едва поспевающего за ним газетчика. А Аркашка, пытаясь обратить на себя внимание, уже чуть ли не кричал:

— Да с чего ты взял? Какой-то обрывок брехливый….

Впереди нарисовался господин, который неожиданным скользящим движением загородил движение переговаривающейся парочке:

— Милейший, — обратился он с лёгким акцентом, глядя прямо на матроса, — это есть ваш интерес?

И запустил руку во внутренний карман сюртука, показав ровно настолько, чтобы понять — это то, что надо.

— Продашь? — С угрюмой надеждой спросил матрос.

— О! Не здесь! Не хотеть торчать среди…, - замялся незнакомец, подбирая, коверкая слова. И указал выше в гору, где тянулся ряд домов казённой архитектуры, — отойдём в сторону.

И опять каким-то неуловимым движением оттеснил Аркашу, да так, что тот понял — ему не светит. И более — неким лисьим чутьём вдруг сообразил, что надо держаться подальше от этого опасного человека, краем глаза замечая, что пусто вокруг, без людей. Даром, что на часах уже время завечернее.

Что-то видимо сообразил и Кондрат, отпрянув, углядев и второго чужака, заходящего сбоку.

Ойкнул, оседая корреспондент после короткого профессионального "хука".

— Ах, вы бисовы души! — Проревел матрос, широко замахиваясь для удара, пропуская прямой в челюсть, однако устояв на ногах и даже влепив в ответку. И со стоном валясь после удара рукояткой револьвера по голове.

Два британца (один подхватил бесчувственного матроса и поволок его за амбар, второй сплёвывал кровь, пошатываясь, брёл вслед), тихо переругивались на английском, решая….

Решая, тащить ли здоровенного русского кочегара в дом и там уже в подвале допрашивать или привести его в чувство здесь — в глухих складских закоулках.

Их спор прервал свисток полицейского и окрик подоспевшего жандармского ротмистра.

А чуть позже на стол губернатору Архангельска лёг злополучный лист, вырванный необъяснимым феноменом из своего времени и вполне заурядным трюмным Кондратом из глянцевого журнала.

— Объяснение будет? — Испытывающе глядел ротмистр.

— Нет, — не менее коротко упёрся Бюнтинг.

* * *

Престин, направляясь к строениям пароходного общества, чуть задержался, завернув на телеграф. Там он, достав маленькую шпаргалку, отбил короткую телеграмму на ни о чём не говорящий адресат в Санкт-Петербурге. Опять же, за условной подписью.

Вице-адмирал Дубасов, давая это поручение, был весьма сосредоточен — быстро написав пару слов телеграммы, подумав, добавил к тексту "и более чем", пробормотав:

— Может это сподвигнет поспешать?

Потом скривившись, зачеркал:

— А вдруг не правильно расценят…? Не буду отходить от оговоренного….

И невесело подмигнув Престину, хмыкнул:

— Конспирация!

Ответ по телеграфу вице-адмирал принял уже в Архангельске.

Прочитав, отменил билеты на поезд до Петербурга, известив губернатора, что остаётся. Попросил выделить кабинет…, например, в здании Губернских присутственных мест, желательно, где меньше будет праздного люда. Организовать, кстати, охрану силами полиции, потому как имеет с собой секретные документы.

Разместился Дубасов в дальнем крыле административного корпуса, засиживаясь целыми днями до вечера, порой носа не выказывая наружу.

Надо сказать, что в вечно пустом коридоре "случайно" стали прохаживаться чиновники различного класса "со всем почтением и засвидетельствованием", пока приставленный к кабинету и лично к адмиралу грозный унтер-городовой, со всей грубостью и значимостью своего положения, не нагнал этот явный подхалимаж.

Приглашения на званые вечера столичный гость вежливо игнорировал, и даже не был замечен в ресторациях, предпочитая столоваться у четы Бюнтинг, благо дом губернатора стоял рядом со зданиями губернской администрации.

Приватно с Николай Георгиевичем они побеседовали лишь спустя сутки, после небольших хлопот по размещению и обустройству.

К тому времени жандармский ротмистр успел доложиться о шпионских делах и Дубасов сделал для себя правильные выводы — откуда "ветер дует". Поэтому совсем не удивился, что Бюнтинг уже осведомлён о скором приезде государя — предупредили.

"Вот уж действительно ничего нельзя утаить от чиновничьей братии".

Тем не менее, разумная и практическая составляющая в этом предупреждении была.

Хотя бы из-за узкоколейки от Вологды до Исакогорки, которую обязательно следовало проинспектировать соответствующими железнодорожными службами. А так же подготовить, привести в гарантированный порядок. А как иначе, если САМ едет!