Эра Меркурия. Евреи в современном мире

Мало кто строил железные дороги, зато многие создали субподрядные предприятия, снабжавшие железнодорожную промышленность. Мало кто занимался производством нефти, зато многие получили возможность заработать на ее переработке, транспортировке и сбыте. И если производство основных химикатов требовало больших вложений капитала, то мелкие операции и узкоспециализированные предприятия предоставляли новые возможности для еврейских предпринимателей[174]

.

Для большинства евреев исчезновение еврейской экономической ниши означало эмиграцию и пролетаризацию. Для относительно небольшой группы – куда большей, чем у других этнорелигиозных общин, – оно открывало новые социальные и экономические возможности. В Одессе в 1887 году евреям принадлежало 35 % фабрик, производивших 57 % фабричной продукции; в 1900 году половина членов купеческих гильдий города были евреями; а в 1910 году на еврейские фирмы приходилось 90 % всего зернового экспорта (по сравнению с 70 % в 1880-е годы). Евреи стояли во главе большинства одесских банков и монополизировали экспорт леса. В канун Первой мировой войны еврейские предприниматели владели примерно третью украинских сахарных заводов (которые производили 52 % всего рафинированного сахара) и составляли 42,7 % членов правлений компаний и 36,5 % председателей правлений. В сахарной промышленности Украины 28 % химиков, 26 % управляющих плантациями сахарной свеклы и 23,5 % счетоводов были евреями. В Киеве евреями были 36,8 % управляющих компаний (второе место занимали русские – 28,8 %). А в Санкт-Петербурге 1881 года (вне черты оседлости) евреи составляли около 2 % населения и 43 % маклеров, 41 % держателей ломбардов, 16 % владельцев публичных домов и 12 % работников торговых фирм. Между 1869 и 1890 годом доля владельцев фирм среди евреев Санкт-Петербурга выросла с 17 до 37 %[175]

.

“Еврейская экономика” отличалась высокими темпами нововведений, стандартизации, специализации и дифференциации продукции. Еврейские предприятия использовали бо́льшую часть отходов производства, производили более широкий ассортимент товаров и осваивали более обширные рынки по более низкой цене. Опиравшиеся на предшествующий опыт и специальную подготовку, использовавшие “этнические” связи и дешевый семейный труд, привыкшие довольствоваться невысокой прибылью и подстегиваемые правовыми ограничениями, они были лучше приспособлены для выполнения “еврейских” ролей, чем их новоиспеченные конкуренты. В чисто экономическом смысле наиболее эффективной стратегией была “вертикальная интеграция”, посредством которой еврейские фирмы “кормились” друг от друга, охватывая весь спектр от производителя до потребителя. Еврейские мастера производили товары для еврейских промышленников, которые продавали их еврейским закупщикам, которые обслуживали еврейских оптовиков, которые поставляли еврейским розничным торговцам, которые использовали еврейских коммивояжеров (практика, введенная в сахарной промышленности “самим Бродским”). В некоторых случаях, включая такие еврейские специальности, как сбыт сахара, леса, зерна и рыбы, полный цикл не включал в себя первичное производство и часто завершался экспортом, но принцип от этого не менялся[176].

Вертикальная интеграция – чрезвычайно распространенная меркурианская практика. В царской России, где государственная индустриализация столкнулась с нереформированной крестьянской экономикой, опытные меркурианцы заметно преуспели с приходом капитализма. Официальная точка зрения была верной, хотя и официальной: в мире всеобщей подвижности, грамотности и маргинальности большинство русских крестьян и их потомков (воплощавших “православие” и “народность” правительственной доктрины и “народ” интеллигентского национализма) были в невыгодном положении по сравнению с кочевыми посредниками, в первую очередь евреями – самыми многочисленными, сплоченными и урбанизированными из российских меркурианцев. Накануне Первой мировой войны еврейские подданные русского царя были близки к тому, чтобы заменить немцев в качестве образцовых представителей современности (т. е. повторить процесс, который уже произошел во многих регионах Центральной Европы). Если бы не многочисленные официальные ограничения (и не яростная конкуренция со стороны староверов), Россия начала XX века походила бы на Венгрию, деловая элита которой была почти исключительно еврейской.