Эра Мифов. Эра Мечей

Бурая дернулась назад. Стремясь увернуться от ударов, медведица выдернула лапу, удерживающую дверь. Без этой помехи плита возобновила движение. Щель стала слишком узкой, чтобы зверь мог освободиться. Попавшая в ловушку Грин яростно задергалась и закрутила головой, но дверь продолжала закрываться, все сильнее сжимая ей шею. Персефона снова стукнула медведя щитом по морде, тщетно надеясь выпихнуть его вон. Грин завывала от отчаяния, страха и ярости.

Дверь закрывалась все больше, вой зверя перешел в скулеж. Бурая резко дернулась, надеясь высвободить голову. Попытка не удалась, и медведица ударилась в панику. Невзирая на боль, она тащила голову и брыкалась, визжа с таким ужасом, что Персефона отшатнулась.

Зверь терял силы медленно, очень медленно. Персефона смотрела на морду с окровавленными ноздрями и открытыми глазами, пока Грин не затихла совсем. Женщина продолжала стоять, сжимая щит и покачиваясь в такт бешеному биению своего сердца.

Выждав несколько минут возле неподвижного медведя, она наконец позволила себе опуститься на пол. Персефона села прямо у двери, перед массивной головой зверя, лежавшего с открытыми глазами. Два маленьких черных шарика, похожие на полированную гальку, отражали зеленое свечение. Дыхание Персефоны перехватило. Все еще крепко сжимая щит, она обняла его обеими руками и зарыдала.

Первые слезы были реакцией на страх – она не знала прежде такого смертного ужаса, оставившего ее опустошенной, начисто лишенной достоинства и гордости. Но это было только начало. Персефона чувствовала себя всеми покинутой и до того ослабела, что плотину прорвало. Она оплакивала смерти Манна и Рэглана, потом еще двух своих детей, умерших в младенчестве. Она вспомнила Арию и ее покалеченного сына, Гиффорда, выжившего, несмотря ни на что. Она представила смерти Рэйта и Малькольма, Мэйв и Сури. Она оплакивала их и невинных жертв в Нэдаке и Дьюрии. Скрючившись на полу в призрачном зеленом свечении, она плакала до тех пор, пока слез больше не осталось. Потом Персефона легла, прислонившись щекой к холодному камню. Закрыв глаза, она пыталась вспомнить, как нужно дышать, думать, жить. Наконец ее одолела усталость, и она уснула.

* * *

Они обнаружили ее на полу укрытия дхергов, всю в крови и со старым щитом Рэйта в обнимку.

Мертвый медведь торчал в двери, останки Коннигера валялись снаружи рола. Они опознали его по медной звезде на щите, плававшем в пруду. Копье нашлось там же. Коннигер не ожидал, что придется драться с медведем.

Рэйт вошел в рол первым, за ним Малькольм, Сури и Нифрон. Дьюриец стоял над Персефоной, чувствуя, как силы его покидают. Он понял, что не успеет, еще когда Сури рассказала им, куда делся медведь. К счастливым концам дьюрийцы непривычны. Вот почему Рэйту так нравились сказки сестры: они дарили надежду. Впрочем, такое бывает только в сказках, в реальности всегда выходит иначе…

Рэйт стоял над скрюченным телом Персефоны, тщетно сжимавшей брошенный им щит, и жалел, что не он был ее Щитом. Тогда Рэйт находился бы с нею рядом, даже если бы это означало гибель для них обоих.

«Как странно, что я не ценю ничего, пока не утрачу: семью, отца, Дьюрию, ее…»

Он медленно склонился над Персефоной.

– Прости, что меня не было рядом, – сказал Рэйт и поцеловал ее в лоб, удивившись, какой он теплый. Обычно…

Она резко проснулась и отпрянула, сбитая с толку и напуганная. Потом она их узнала.

– Рэйт? – слабым голосом спросила Персефона.

Остолбенев, Рэйт шумно втянул в себя воздух.

– Ты… ты цела? – потрясенно выговорил он.

На лице его расплывалась широченная безудержная улыбка. Персефона помедлила и покосилась на медведя, лежащего в дверном проеме. Она чуть кивнула.

– Да… думаю, что да. И вы все тоже целы! – Ее глаза заблестели, и она обняла Рэйта. Крепко прижав его к себе, она тут же убрала руки. – Коннигер сказал… Похоже, соврал. – Заметив Сури, она отстранилась и воскликнула: – Ты жива!

– А у тебя черные волосы, – ответила девочка-мистик, потом посмотрела на мертвого медведя. – Сейчас мне не до игр.

– Я вовсе не играла. Я… – Персефона умолкла и оглядела рол. – Как насчет Мэйв? Где она?

Лица присутствующих омрачились, особенно у Сури.

– Мэйв погибла… Грин… – Сури продолжала изумленно таращиться на зверя, лежащего в дверях. – Не думаю, что Грин была демоном. Она просто медведь. Мэйв сражалась с Бурой – сражалась ради меня, кажется.

– Мэйв сражалась с Бурой? – изумленно спросила Персефона.

– Посохом Туры. – Сури подняла палку. – Она была свирепа! – Сури погладила волка. – И Минна тоже.

– Давно ли вам известно об этом месте? – спросил Нифрон, пока галанты проскальзывали в рол и бродили вокруг каменных колонн, восхищенно разглядывая стены.

– Только что узнали, – ответила Персефона. – Спасибо Сури.

Глава галантов обернулся и посмотрел на мистика.

– Девочка с татуировками? – спросил он.

– Это оно самое? – спросил у Нифрона Сэбек, показывая на испещренные рунами стены.

– Страйкер! – окликнул Нифрон, и гоблин подошел ближе. – Вок он хэсс? – обратился к нему Нифрон на неприятном языке, звучавшем как нечто среднее между кашлем и фырканьем.