Эра падающих звёзд

Он протянул Брандту лист с текстом. Тот положил его перед собой и стал читать.

– Да, я думаю, следует составить единый подробный план работы для неправительственных организаций, – обратился к президенту министр обороны и указал на листок. – Там есть пункт об этом. Через них надо продвинуть полную изоляцию России в информационном пространстве. Чтобы закрыть передачу информации от них через интернет, спутниковое телевидение.

Брандт улыбнулся:

– Хотите на границе с Россией поставить файрвол, чтобы ни один пропагандистский вирус не проник на территорию свободы?

Глава шестнадцатая

Подъём был в семь. Успели поспать около пяти часов все, кроме Парковой. Надя легла позже других и встала на полчаса раньше, чтобы глажкой подсушить камуфляж Рахматуллина, выстиранный ею ночью. Так что Ильяс не без удовольствия натягивал утром тёплую и подштопанную амуницию. Постирала она вчера заодно и одежду Кинулова, но гладил он её сам, отобрав у Нади утюг:

– И-ди, иди, – махал он ей. – Занимайся своей красотой, приводи себя в порядок… Иди, Надюха, без тебя справимся.

В четверть восьмого пришёл посыльный и передал Ильясу приказ от Гамидова: явиться в штаб в восемь тридцать. Привели себя в порядок, позавтракали, и в восемь пятнадцать Рахматуллин отправился в штаб.

Последние утренние облака торопились уплыть на запад, и примерно туда же (немного южнее) дул ещё влажный и довольно прохладный ветерок. День ожидался не жаркий. Дневальные мели территорию, возле соседней казармы шло построение курсантской роты.

Майор Гамидов ждал его в своём кабинете. Здесь же был заместитель командира полка по воспитательной работе, но, посидев молча минуты три, буркнул: «Ну вы тут… Я пошёл» – встал, и, вскинув на мгновение руку в приветствии едва ли до подбородка, скрылся за дверью.

Первым делом Гамидов похвалил Ильяса за вчерашнюю операцию и особенно за то, что обошлось без жертв, если не считать лёгкого ранения ополченца. Того, конечно, спас бронежилет. О своих осколочных ранениях Рахматуллин ему не докладывал. Хотя кусочки металла даже не застряли в теле, ранки отекли, покраснели и отзывались болью при касании к ним.

Затем майор поведал о том, что курсантов решили не привлекать к запланированной операции – всё-таки они практически не обучены. Штаб гарнизона распорядился отрядить для этого мотострелковый взвод из бригады, расквартированной в соседнем районе, и взвод батальона ополчения. Бойцы бригады подготовлены должным образом, а в ополчении, понятно, мужики опытные. Их прибытие ожидалось с минуты на минуту, а выезд назначен в одиннадцать ноль-ноль. В резерве – дежурный взвод. Вряд ли нужно больше людей для задержания двух-трёх диверсантов.

Рахматуллин поинтересовался:

– А техника?

– Мотострелки по штату. Три БМП и тридцать человек вместе с их командиром, – Гамидов взглянул в лежащую перед ним на столе раскрытую записную книжку, – старшим лейтенантом Солариным. Он же назначается старшим сводного отряда. Координацию с другими подразделениями буду вести я. Ополченцы приедут на двух машинах. У них есть пара квадрокоптеров. Так что и с воздуха будете иметь поддержку. Также за обстановкой в районе следит радиоцентр, и мы будем наблюдать со своих позиций. Ну, и пока подкрепление не прибыло, давайте на карте ещё раз подробнее разберём план.

В целом не отвергая вчерашние предложения Рахматуллина, майор Гамидов, как кадровый офицер, критически их рассмотрел и составил план по правилам военной науки. Он определил вероятное направление отхода диверсантов, если они будут находиться в селе или в его окрестностях, и с учётом этого распределил пикеты, их численность, секторы наблюдения и порядок занятия позиций.

От начальника штаба учебного полка Ильяс уходил вместе со старшим лейтенантом Коленским, командиром взвода из двенадцати ополченцев, – тот приехал минут двадцать назад на «Ниве» с водителем и своим заместителем, в сопровождении «Газели» с остальными бойцами взвода. Время было четверть десятого, и мотострелки ещё не прибыли. Подходя к казарме, Ильяс увидел Кадушкина в окружении ополченцев, собравшихся в курилке.

– Сначала ему дали пять лет, – травил Кадушкин очередную байку, – и уже почти отсидел их, когда выяснилось, что под давлением он оговорил себя. Ну, добавили ему ещё три года.

– За что?! – изумились в один голос двое самых доверчивых слушателей.

– А за то, что самооговором ввёл в заблуждение много народу: следователя, прокурора, судей и даже государственного адвоката.

Завидев подошедших офицеров, кто-то скомандовал:

– Смирно!

– Вольно… – махнул рукой Коленский.

Этот офицер был, как и его подчинённые, добровольцем. В своё время он отучился в кадетском корпусе и поступил в военное училище, но обнаружились проблемы со здоровьем, поэтому строевым офицером не стал. Сейчас ему было тридцать пять, но выглядел он старше своих лет: обрюзгший, излишней полноты, с обширной лысиной на черепе в кругу редких волос.

– Ты куришь? – спросил он, останавливаясь.

– Нет. Я пойду внутрь, – ответил Рахматуллин и отправился в казарму.