Эра смерти. Эра империи

– Я отправила с ними Мойю… для защиты. Тэкчин тоже пошел. Да и Тэш с ними, значит, все должно быть в порядке. Так почему они до сих пор не вернулись? – Она не ждала ответа и не получила его. Дракон даже глаз не приоткрыл. – Почему я их отпустила?

Персефона выдохнула облачко пара в морозный воздух, сосредоточив внимание на огромных когтях зверя.

– Я жутко боялась, что небо потемнеет от твоих сородичей, вот почему. Мне и сейчас страшно. – Глядя в серое небо и чувствуя легкое, похожее на поцелуй прикосновение снежинок к щекам, Персефона представила громадные черные тени, похожие на рой саранчи. – Нам нужно еще одно чудо, Рэйт.

Персефона упала на колени, стиснула пальцы и склонила голову, словно в молитве.

– В планы Нифрона я верю не больше, чем в свои собственные. Мы отправили Элисана на север вести переговоры с великанами, а половина второго легиона ушла на юг искать удобную переправу через реку. На это я тоже особенно не рассчитываю. В последнее время кажется, будто мы только и делаем, что посылаем людей в чащу на съедение. Я уже не знаю, что делать. Мы не знаем, что делать. Хотя Нифрон никогда в этом не признается – ни себе, ни мне, – думаю, он испытывает то же отчаяние – как будто течение снова изменилось, и на этот раз мы утонем. Все кажется таким безнадежным и глупым. Когда мы впервые услышали, что фрэи собираются уничтожить далли, смириться с потерями было легко. В Тирре, когда у нас не было ни кинига, ни оружия, вполне разумно было ожидать, что мы погибнем. Даже в Алон-Ристе успех казался недостижимой мечтой. Однако каким-то образом мы всегда выживали. Столько раз оказывались на волосок от смерти, столько чудес повидали…

Персефона вспомнила голод, болезни, клановые междоусобицы, которые Рэн выдержал за ее жизнь. Ничто из этого не могло сравниться с тем, что они пережили за последние несколько лет. Человечество напоминало слабенькое пламя, которое ветер упрямо намеревался погасить, но каждому его новому порыву всегда что-то препятствовало – неожиданная удача, при нормальных обстоятельствах казавшаяся невозможной.

– Такое чувство, словно…

Позади послышалось чье-то пыхтение и хруст заиндевелой травы. Обернувшись, Персефона увидела высокий, худощавый силуэт закутанного в плащ мужчины. Взбираясь на холм, он опирался на копье, как на трость – знакомое, но неожиданное зрелище.

– Малькольм?

– Доброе утро, – весело сказал он. – Так и думал, что найду тебя здесь.

Поднявшись на ноги, Персефона уставилась на него, ощущая странную смесь радости и раздражения.

– Мы не виделись несколько лет. Где ты был?

– Где я только не был! В Тирре, Кэрике, Нэйте и на небольшом мысе в Зеленом море.

– Не знаю, известно тебе или нет, но идет война. Что заставило тебя уйти? У нас каждый человек на счету.

Взобравшись на холм, Малькольм оперся о копье и улыбнулся.

– Я по тебе тоже скучал.

– Я… – Она смутилась. – Прости. Я не хотела тебя отчитывать. Я на самом деле очень по тебе соскучилась.

Она и сама не осознавала, насколько это правда. Она обняла его, как старого друга, которым он стал. Но Малькольм был для нее не просто другом. До своего исчезновения скромный «хвостик» Рэйта превратился в ценного советчика. После Грэндфордской битвы Роан говорила, что в нем есть нечто особенное, но замечания Роан нередко отличались недосказанностью, и их трудно было понять.

Скрытые таланты Малькольма Персефона испытала прежде всего на себе, когда он предсказал рождение Нолина. И ведь не просто угадал, что у нее в скором времени будет ребенок. Он сказал ей, что она родит сына Нифрона в шатре на берегу реки Берн в долине Высокое Копье во время первого сражения будущей весны. Смелое заявление, учитывая, что тогда она была еще в Алон-Ристе и сомневалась, что вообще когда-либо вновь увидит Нифрона, не то что выйдет за него замуж. Персефона и раньше знавала провидцев, посему ее не слишком удивил явный дар предвидения у Малькольма, пусть и проявившийся совсем недавно. Сури и Тура гадали на костях и выражались туманными загадками, признавая, что сами не знают, что именно произойдет; предсказания же Малькольма всегда отличались определенностью и звучали как утверждения конкретных фактов.

Персефона отпустила Малькольма и печально улыбнулась.

– Просто дела идут неважно, вот я и…

Он с пониманием кивнул, улыбнувшись уголком рта.

– Ты в ужасе. Боишься, что фрэи уничтожат все человечество.

Персефона моргнула.

– Ну да.

– Но это не все, о чем ты думаешь, не так ли?

– А разве этого недостаточно?

– Для большинства – достаточно, но шансов, что рхуны одолеют фрэев, всегда было мало. Твои страхи более личные. – Малькольм посмотрел на дракона. – Ты считаешь, у тебя на руках кровь Рэйта, посылать Сури в Авемпарту было чистейшей воды глупостью, а отпустить ближайших друзей в болото Ит значило обречь их на верную смерть.

Его слова больно ранили, но она сурово отрезала:

– Кажется, я поторопилась с заявлением, что соскучилась по тебе. – Он не сказал ничего, кроме правды, но слышать такое, да еще из уст друга, было невыносимо. – Ты вернулся лишь для того, чтобы напомнить мне, какая я неудачница?