Эрагон

– А решение вполне очевидно. Рорану вскоре придется самому себя защищать. Возможно, это звучит жестоко, но ведь ты и сам только что сказал, что встречаться вам было бы слишком рискованно. Ты, возможно, этого и не помнишь – у тебя все-таки был сильный жар, – но перед уходом из Карвахолла я оставил Рорану письмо, чтобы хоть как-то подготовить его к возможной опасности. Если у него хватит ума, то он последует моему совету и сбежит из Карвахолла, как только там снова появятся раззаки.

– Что-то мне это не нравится, – с несчастным видом заявил Эрагон. – А что, если он сбежать не успеет?

– Между прочим, ты кое о чем забываешь.

– О чем же?

– О том, что во всем есть доля хорошего. Наш король не может допустить существования на его территории хотя бы одного Всадника, который ему не подчиняется. Сам Гальбаторикс сейчас считается единственным Всадником, оставшимся в живых. Если не считать тебя, конечно. И он, разумеется, очень хотел бы иметь у себя под началом и других Всадников, так что, прежде чем убить тебя или Рорана, он, конечно же, предложит тебе возможность служить ему. И если он, к несчастью, сумеет приблизиться к нам настолько, чтобы лично сделать тебе подобное предложение, для тебя будет уже слишком поздно отказываться – если хочешь остаться в живых.

– И ты еще говоришь, что во всем есть что-то хорошее! – Дело в том, что, пока король не поймет, на чьей ты стороне, он не станет рисковать возможностью заставить тебя и Сапфиру служить его планам, причиняя зло твоему двоюродному брату. Постарайся это понять. Раззаки убили Гэрроу, но я думаю, что с их стороны это было необдуманное решение. И, насколько я знаю Гальбаторикса, он бы это их решение не одобрил, если б знал, что, оставив Гэрроу в покое, может что-то выиграть.

– Значит, я рискую жизнью, если откажусь служить нашему королю? – спросил Эрагон. – Что же мне делать?

Бром вздохнул и принялся тщательно мыть руки в стоявшей на прикроватном столике плошке, где плавали лепестки роз.

– Гальбаториксу нужно, чтобы ты сотрудничал с ним добровольно, – промолвил он. – Без добровольного согласия ты для него более чем бесполезен. В общем, вопрос стоит так: готов ли ты умереть за то, во что веришь? Это единственный способ отказать королю.

Поскольку Эрагон не отвечал, Бром, помолчав, заговорил снова:

– Да, это очень трудный вопрос. И ты пока что по-настоящему с проблемой веры не сталкивался. Но запомни: очень многие умерли за свою веру и убеждения; это в мире довольно часто встречается. Истинное мужество – это жить и страдать ради того, во что веришь.

Ведьма и кот-оборотень

Когда Эрагон проснулся, солнце было уже высоко. Он оделся, умылся и, взяв в руки зеркало, стал причесываться, но что-то в собственном облике заставило его внимательнее посмотреть в зеркало. Надо сказать, что лицо его за время путешествия сильно изменилось. Детская пухлость щек исчезла, точно съеденная тяготами пути, уроки фехтования и прочие физические упражнения сделали тверже скулы и подбородок, шея стала крепкой и жилистой, в глазах, особенно если присмотреться, горел какой-то странный, немного диковатый огонек. Эрагон долго еще смотрел в зеркало, держа его перед собой на расстоянии вытянутой руки, пока не убедился, что лицо его стало почти прежним – и все же не до конца.

Несколько этим встревоженный, он повесил на плечо лук и колчан со стрелами и вышел из комнаты. Но в конце коридора его нагнал дворецкий и сказал:

– Господин Нил и мой хозяин с самого утра уехали в крепость и велели передать тебе, что сегодня ты совершенно свободен и можешь делать, что хочешь, потому что они вернутся только к вечеру.

И Эрагон с удовольствием отправился на разведку. Несколько часов подряд он бродил по улицам Тирма, заходя в каждую лавку, привлекшую его внимание, и беседуя с самыми разными людьми, пока наконец его не заставил вернуться назад подвывавший от голода живот и полное отсутствие денег.

Добравшись до той улицы, где жил Джоад, он на минутку остановился у лавки травницы. Странное все-таки она выбрала место для торговли, подумал он. Все обычно стараются открыть лавку в центре города или у городской стены, где куда больше народа, а не чистенькие, но довольно унылые дома богачей. Эрагон попытался заглянуть в окошко, но все окна изнутри были занавешены густо переплетенными побегами вьющихся растений. Сгорая от любопытства, он сунул голову в дверь и осторожно переступил порог.